С горячим приветом от Фёклы

– Я? – У меня даже во рту пересохло от негодования. – Да я его знаешь как зауважал за это? И Валюшенцию эту проглотил, чтобы не обзываться. Просто не захотел, и всё! Стану я его еще бояться! – я тараторил, как сорока, пока в конце не выдохнул: – Я же знаю, как он этого имени стесняется!

– Вот, пожалуйста! – завопила она ликующе. – Снова врешь!

– Не вру, – заныл я. – Ну правда!

– Ты разговор перевел! – напомнил Фёкла. – Значит, врешь!

– Ну я…

– Только знай! От себя не убежишь!

– Ты всю жизнь это говоришь! – отмахнулся я. – Уже и больной запомнил бы.

– Кто больной? – спросил Ржавый. Я уже и забыл про него, пока мы там на ели обживались.

– Обживались они! – прыснула Фёкла. – Сели на сучья, как две вороны.

– Врун – он и есть врун, – подумал я ее голосом.

А потом уже своим добавил:

– Всё! C этой минуты буду говорить одну только правду.

– Это я больной-то? – напомнил о себе Ржавый. – Или ты опять в трансе?

– В каком трансе? – Я изобразил непонимание.

– Ну, шепчешься… – Он заелозил на своей ветке. – С матерью, что ли, разговариваешь?

Я так дернулся, что чуть на землю не сорвался. Но решил держаться до последнего и ухватился за ствол.

– С какой матерью?

– Со своей… матерью! – Он подался вперед и посмотрел на меня… Как там в книгах пишется? Испытывающе!

– Я не псих! – вырвалось у меня. – Честно!

– Знаю. – Он неожиданно кивнул. – Я со своими тоже разговаривал.

– Правда? – Я ушам своим не поверил. – А когда перестал?

– Когда понял… – Он прижался лбом к стволу. – Когда понял, что они уже не вернутся.

Я вздохнул. Помолчал. И только потом на выдохе сказал:

– У меня нет матери.

Ветка под рыжим печально скрипнула.

– Никогда не было, – добавил я на том же выдохе. – И отца тоже.

Ржавый беспомощно кашлянул – раз, второй – и хрипло произнес:

– Но ведь откуда-то же ты взялся!

* * *

Маленькому Фёкла часто рассказывала мне про аиста. Говорила, что это он меня ей принес. Потом заменила аиста на фею. Видно, посчитала, что так звучит правдоподобнее. Ну а когда я вырос и припер ее к стенке, наконец призналась, что нашла меня в капусте.

А я еще потом ходил, как дурак, по всему двору и рассказывал, что меня, мол, в капусте нашли. А весь наш двор – и большой и маленький – плакал, кто от смеха, а кто от жалости. Потому что не было там никакой капусты. Фёкла же меня на мусорке нашла.

Она тогда уборщицей в лаборатории работала. Спирт тягала. Она мне сама рассказывала, как пила. Страшное дело как! А ведь могла бы сиять, как ей все говорили. Потому что в молодости она была звездой гандбола, а потом замуж вышла – за своего тренера. И жила с ним – пером не описать как. Ну, как в сказке – счастливо. А потом тренер умер, а она из-за этого ногу сломала. А может, и не из-за этого, но в спорт в любом случае уже не вернулась. Вся ее карьера коту под хвост покатилась, вместе со сказкой.

Когда нога зажила, она сразу в техникум устроилась – физруком. Но ее оттуда быстро выгнали – за повышенный интерес к спиртному. Потом из школы выперли – всё за то же! Если честно, то она допилась до таких чертей, что ее уже и в уборщицы брать не хотели. Потом уже взяли – по знакомству и еще из жалости. Там всего намешалось! А потом она меня встретила.

Ну как встретила? Шла мимо мусорных баков и услышала писк. Сначала подумала, что кот (а она же их на дух не выносит!), и прошла мимо. А потом вернулась. Решила не брать грех на душу и открыла крышку. Вот так я на свет и появился.

Она мне когда призналась во всём, я даже не удивился. Я уже как будто заранее знал, что не родной. Даже маленьким понимал – что-то здесь неладно. У всех родители вон какие молодые, а Фёкла… Она от них, конечно, отличалась. Может, я тогда и про маму у нее спросил, не помню. Про мусорку вот запомнил, а дальше…

Фёкла о ней потом сама заговорила. У меня тогда, видно, кризис был. Ну, вроде как среднего возраста. Я в каком-то журнале вычитал, что у детей такое тоже бывает! Вот и меня затянуло. Я тогда всё время о маме думал. Спрашивал, кто она? Где ее искать? Фёкла на меня обижалась – ужас как. Но я не мог по-другому. У меня от этих мыслей всё время в ушах чесалось. И живот болел – прямо невыносимо.

И вот однажды история… Сидим мы с ней и фильм смотрим – про летчиков. Ну, она смотрит, а я в кресле животом мучаюсь – о маме думаю. И вдруг Фёкла мне говорит, мол, ты уже большой мальчик, вон фильмы военные смотришь. Наверное, пришла пора сказать тебе правду. Я прямо обмер весь – сразу понял, сейчас она про маму заговорит. Так и вышло. Она мне тогда всё рассказала. Что мама у меня, оказывается, военный врач. Хирург! Она на фронте людей спасает. Долг у нее такой перед Родиной!

Я слушал не дыша. А Фёкла спросила:

– Ты понимаешь, что это значит?

Ну еще бы я не понимал! Я там чуть не умер – в этом кресле. От гордости! Вот это да! Моя мама – военный хирург. У меня даже горло заболело – так мне захотелось, чтобы она поскорее приехала и вылечила меня.

Я, конечно, и про мусорку подумал. Как-то же я там оказался! А потом посмотрел случайно в телевизор и сразу всё понял. Это она меня просто от врагов прятала. А потом ее на фронт забрали.