С горячим приветом от Фёклы

– Для начала я рекомендую терапию, – стала диктовать психолог. – В частном порядке, разумеется.

– Мг-мг, – отвечала Фёкла.

– Но и этого недостаточно. Повторяю, мальчик очень запущенный. Если видимых улучшений не будет, рассмотрим другие, более эффективные методы.

– К-к-какие методы? – Я уже по голосу понял, что Фёкла вот-вот выбросит белый флаг и объявит капитуляцию.

Психолог нерешительно зашелестела бумажками, но потом всё же выдала:

– Специальные учреждения… как раз для таких, как он.

После этого Фёкла сразу вылетела в коридор, схватила меня за руку и поволокла домой. Я еле за ней поспевал – так она неслась. Как будто на метле летела.

Дома она затолкала меня в комнату и велела:

– Почитай, пока я ужин приготовлю.

И умчалась на кухню, как я понял, звонить Валюхе. Но когда через час с лишним она не появилась, я забеспокоился и пошел проверять, в чём дело. И нашел ее на кухне рыдающую.

– Как же это… – выла она в передник.

Я сел рядом и тронул ее за руку:

– Это случайно получилось.

– Ну зачем? – донеслось до меня сквозь всхлипывания. – Зачем ты ей усы нарисовал?

– Ну так… просто. – Я даже растерялся от такого коварства. Да как она вообще посмела рассказывать такое? А как же врачебная тайна?

– У-у-у. – Фёкла зарылась лицом в передник. – Значит, ты и правда – того! С приветом!

– Ну c приветом. И что? – Пожал я плечами. – Вот такой я у тебя приветливый.

Она шумно высморкалась. Вроде даже успокоилась немного. А я сказал:

– Чего ревешь? Пошли пельмени лепить!

И мы пошли. Я даже тесто ей помог замесить – так мне ее жалко было.

– Скажи честно, – попросила Фёкла, когда мы уже ужинали. – Зачем всё-таки ты усы нарисовал?

Пришлось рассказать. Как она хохотала! Хорошо хоть не лопнула! Мы же с ней целую кастрюлю пельменей съели. Я прямо обалдел, когда увидел. А Фёкла объяснила, что это на нервной почве.

– Значит, ты не отдашь меня в учреждение? – спросил я, когда мы насмеялись.

– Да бог с тобой. – Она смахнула слезы. – Куда же я тебя отдам такого?

А потом вдруг прижала к себе и поцеловала в макушку:

– Ты же мой родной. Я тебя никому и никогда не отдам.

– Обещаешь? – Я с облегчением уткнулся носом ей в плечо.

– Обещаю, – сказала она тихо. – Конечно, обещаю.

* * *

– Она мне пообещала. А теперь я здесь. Я всегда думал, раз со мной такое уже случилось, значит, всё – больше никогда. Значит, она у меня теперь навсегда.

Ржавый смотрел на меня без всякого выражения. Не лицо, а маска.

«Может, и хорошо, что так. Так даже лучше!» – Я прикрыл глаза, а когда снова открыл – увидел маленькую морщинку у него на лбу. Она медленно расползалась, становясь всё шире и шире, а потом вдруг – крак – и треснула. И вся эта маска провисла у него на щеках, точно сдувшийся шарик.

– Так бывает, – сказал он тихо. – Никто не виноват.

– Виноват. – Я сцепил руки, царапая ладони ногтями. – Конечно, виноват. Я ведь ей даже спасибо не сказал. Ни разу не сказал, хотя должен был. Всё думал, ай, потом, когда-нибудь.

Я вытер рукавом соленый ручеек под носом, но он снова быстро набежал. Тогда я всхлипнул – раз, и потом еще раз. Просто чтобы он больше не проливался.

– Она же одна была, когда… А я по утесу шастал… Если бы я тогда не опоздал…

– Ты не виноват. – Рыжий упрямо мотнул головой. – Она же сама.

– Она меня спасла, понимаешь?! – выкрикнул я беспомощно. – А я ее – нет.

Ржавый положил руку мне на плечо.

– Отстань! – Я злобно дернулся. Что мне его жалость?

– Сева! – пробормотал он и так в меня вцепился, прямо как клещ! А я подумал: «Черт с тобой!» И вот тогда уже заревел по-настоящему.

Мне даже стыдно не было. Я вообще ничего не чувствовал – ни ног, ни рук. Просто выл в голос, чтобы вся эта соль поскорее вышла. И выталкивал ее как мог – губами, горлом, даже щеками, чтобы она вылилась и перестала жечь меня изнутри.

– Это ты ее спас, – долетело до меня яростное.

Я даже плакать перестал. Утерся рукавом – сначала нос, потом пекущие слезы.

– Это ты ее спас, Сева, – настойчиво повторил Ржавый. – Сразу, как только появился.

Я смотрел на него непонимающе.

– Она без тебя спилась бы давно, – сказал он окрепшим голосом. – Вон как Яшкина или еще чья… А с тобой… Ты же ей целую жизнь подарил!

Он что-то еще говорил, размахивая руками. Забыл, видно, что мы на дереве.

А я смотрел на него и думал, что сейчас этот дурень сорвется вниз и воткнется головой в землю, как морковка. И как я его тогда буду вытаскивать? Меня это зрелище так позабавило, что я не удержался и хихикнул.

– Ты слышал, что я сказал? – Ржавый выпучил глаза, как лягушонок.

– Да, – сказал я, широко улыбаясь. – Слышал.

Я сидел и слушал, как оживают мои ноги и руки. И уже даже пальцы чувствовал. А еще – сладкий привкус муки´ во рту. Если честно, я сам не понял, откуда он там взялся.

* * *