Я вдруг с удивлением подумал: «Странно. Когда он перестал казаться мне противным? Я же на него раньше даже смотреть не мог!»
– Да нормальный ты, – расщедрился я вслух. – Только ресницы всё портят.
– Чего это? – покраснел Ржавый.
– Они у тебя девчоночьи! – хихикнул я.
– А у тебя кудряхи, как у Маняхи. – Он показал мне язык.
И дальше мы пошли веселее. Правда, я потом опять всё испортил. Сказал:
– Да не расстраивайся ты из-за этого телефона! У меня вон тоже нет.
– С чего мне расстраиваться? – Рыжий сразу насупился. – Он мне не нужен!
– Ну как же… – Я смотрел на него как на дурачка. – Телефон всем нужен.
– Вряд ли мне кто-нибудь позвонит, – буркнул Ржавый.
«Точно». Я сконфуженно замолчал.
А он вдруг как завопил:
– Ну ничего себе!
– Чего? – не сообразил я.
– Гляди, какая бандура! – Ржавый со всех ног побежал к земляной насыпи. Я послушно затрусил следом и вдруг увидел металлическую дверь.
– Это же бункер! – вопил Ржавый, как будто мы мешок золота откопали. – Ты что, не врубаешься?
– Врубаюсь, – сказал я неуверенно. – Ну бункер, и что?
– Военный! – просиял Ржавый. – Тут, наверное, партизаны жили.
– Или фашисты? – подхватил я. – На них это больше похоже!
– Почему это больше? – оскорбился Ржавый.
– Потому что у них была высокоорганизованная компания, – заговорил я тоном школьного учителя. – Там одна техника чего стоила! А у нас что? – Я махнул рукой. – Наши всё больше землянки копали.
– Ах так! – разошелся Ржавый. – Сейчас я тебе покажу наших. А ну защищайся.
Он стал шутливо тыкать в меня палкой.
– Сейчас ты у меня получишь, фриц проклятый!
Тут уж и я включился. Фриц у меня сразу не получился, а вот мистер Хайд – это да. Он же вроде как мой кумир! Ну, если выбирать из темных личностей. Я иногда и в доктора Джекила превращаюсь, но медицина в принципе – не мой конек. А вот злодейства! В общем, я изобразил дьявольскую усмешку и сказал:
– Агр-р-р!
А Ржавый запищал, как Мэри Райли, и хотел грохнуться в обморок, но потом подобрал свои юбки и пустился наутек. А я стал гонять его по кругу вокруг бункера и всё приговаривал:
– Агр-р… агр-р.
Но потом, на очередном повороте, неожиданно споткнулся и упал. А когда поднялся, Ржавого уже не было. Он исчез.
Я сначала глазам своим не поверил. Подумал: куда он делся? Ходил вокруг этого бункера, как дурак. Раз сто его обошел и еще всё время оборачивался, чтобы Ржавого схватить. Я же был уверен, что он за мной хвостиком ходит. Таким, неуловимым. Но нет, рыжий хвост точно под землю провалился!
Я лег на землю и прижался к ней ухом. Понятное дело, в шутку. И вдруг:
– Сева! – донеслось до меня откуда-то снизу. – Сева!
Без шуток, из-под земли! Меня прямо в воздух подбросило от неожиданности.
– Ржавый! – Я, как юла, закрутился на месте. – Ты где?
Молчание.
– Ржавый! – заорал я не своим голосом. – Хватит придуриваться. Выходи!
– Сева, – послышалось жалобное хныканье. – Я здесь.
– Где здесь? – Я шарил глазами по земле. – Я ничего не вижу.
– В бункере, – простонал он. – Я провалился.
У меня от волнения вся шея взмокла.
– Как ты мог провалиться? – спросил я севшим голосом.
– Не знаю. Я бежал, а потом провалился.
И тут я увидел люк. Открытый люк с черной дырой посредине.
Я опустился на карачки и пополз к нему, замирая от ужаса. Мне казалось, что сейчас подо мной разверзнется земля и я тоже куда-нибудь упаду. В яму или еще куда похуже. Но я никуда не упал и благополучно добрался до люка. А потом еще и заглянул в него.
Он был глубокий. Не такой, как колодец, конечно. Но глубокий и темный. Ржавого я рассмотрел с большим трудом. Он лежал на боку, скрючившись, как несчастная гусеница.
– Ржавый? – выдохнул я в люк. – Ты как?
– Я… – Он тихонько поскуливал. – Я…
Сам не знаю зачем, но я стал на него кричать:
– Что с тобой? Говори сейчас же!
– Сева… – протянул он умоляюще. – Я, кажется, ногу сломал.
– Ногу? – еще больше разозлился я. – Ты шутишь, да? Нашел время!
– Мне уже даже не кажется. – Рыжий протяжно застонал. – Я ее точно сломал.
Я откатился от люка и лег. Даже глаза закрыл – так мне стало плохо. И вдруг услышал, как он тихонько плачет.
– Ржавый? – позвал я испуганно. – Ты чего?
– Н-н-ик… н-ничего, – он начал икать сквозь плач.
– Тебе больно?
– Я часы разбил. – Он уже не плакал, а ревел.
– Дедушкины? – ужаснулся я.
– Папины! – проревел он с отчаянием.
Если честно, то я уже и сам чуть не плакал. Только чудом удержался. Набрал воздуха и сказал бодро:
– Ну ничего! Скоро мы выберемся. И часы твои починим.
Плач сменился всхлипами:
– Мы теперь не выберемся. Я не выберусь!
«И я», – мелькнула у меня дикая мысль.
– Нет, выберемся! – сказал я твердо. – За нами спасатели придут.
– Не придут. – Он вдруг притих. – За нами никто не придет.
У меня даже волосы на затылке зашевелились, такой у него сделался голос. Сухой и обветренный. Как у какого-нибудь мертвеца.
– Да ну? Что ты такое говоришь? – я продолжал разыгрывать уверенность. – Ты же сам твердил, что нас скоро найдут!
– Твердил! – процедил он. – Просто чтобы тебя не расстраивать. Ты же у нас неженка. Хлюпик!