С историей на плечах

Но я рада, что многие годы жила в одной с ним ауре, невольно проникаясь его энергетикой, качествами и настроениями, его мыслями и источаемой им силой.

Олимпийская чемпионка

Бывают ситуации, когда все дороги ведут куда-то в одно место. Так можно сказать и о том, как я узнала Екатерину Николаевну Тарасенко, нашу Катю. Как всегда, все начиналось издалека.

Наступал мой день рождения — юбилейный, 50 лет. Период в моей жизни был сложный, я уже год как потеряла работу и держалась на своем бизнесе, который и начинала и продолжала только в виде забавы. Никогда не думала, что он меня будет кормить! Конечно, начали ощущаться недостатки… Но надо было держаться и готовиться встречать гостей.

В том году 14 июля выпадало на понедельник. Значит, думала я, надо сделать все покупки в пятницу, чтобы в выходные дни муж не мотался по магазинам, а лучше помог приготовить все нужное. Он у меня лучший в мире кулинар!

В магазине, куда я отправилась с самого утреца, мне вдруг стало плохо, и я еле-еле, не без помощи чужих людей, доехала домой. Дома приступы дурноты и удушья стали повторяться — с нарастающей силой. Это было страшно и невыносимо тяжело. Приехал, бросив работу, муж. Видя, что дело ухудшается, он позвонил в поликлинику.

На вызов пришла Наталья Владимировна Тарасенко. В последний раз тут врач появлялся в 1992 году, когда из жизни уходил мой свекр. Но тогда это была женщина в возрасте, серьезная. А эта… Новенькая. Какая-то маленькая, с хвостиком...

Поговорив со мной, она растерялась, предложила выпить валерьянки. Я знала, что валерьянка не поможет, она и не помогла. Тогда врач решила понаблюдать за мной. Ага! Не ушла!

В квартире оказалось полно людей: приехала моя племянница с мужем и тихо затерялась на диване. Пришел сосед снизу, дальний родственник мужа. Он сидел рядом и держал меня за руку, от чего, как будто, мне становилось чуть лучше. Наталья Владимировна сидела на стуле, что стоял под книжными шкафами где-то далеко в сторону изножья кровати. Оттуда ей хорошо видна была я — объект наблюдения. Муж сновал из комнаты на кухню и обратно, все время что-то носил, кому-то подавал, выполнял команды и поручения.

С полчаса я лежала спокойно, мне было вовсе здоровски. Потом на меня накатывала какая-то волна, исчезал воздух. Я вскакивала и начинала разрывать себе грудь. Но ничего не получалось. Я извивалась и, от бессилия помочь себе, — падала на пол и билась об него. При первых же успешных вдохах меня обкатывало жаром, как будто кто-то подхватывал меня на совок с длинной ручкой и засовывал в русскую печь. Как только это проходило, меня гнало в туалет, будто в меня влили ведро воды. И опять наступал покой.

Видя все это, Наталья Владимировна вызвала неотложку, о чем-то заговорила с ними... Те начали давить намеками, требуя денег. Но тогда мы этого не понимали... Денег не дали, и мои приступы продолжались. Неотложка бездействовала, потом приехавший врач вызвал специализированную «скорую помощь» и уехал.

Время шло, наступил вечер.

Врач специализированной «скорой помощи», опять посвященный в курс дела наблюдавшим меня терапевтом, сделал мне укол, кажется, сибазона и сказал, что я буду спать до утра. А завтра приступов уже не будет. Когда я уснула, все разошлись. Тогда ушла и маленькая врач с хвостиком вместо прически.

Так ко мне пришла вековая женская беда. Как часы — ровно в полстолетнем возрасте.

Как это связано с Катей? А просто с тех пор, непростых и памятных для меня, я знала ее маму, их жизнь и заботы. Из разговоров с Натальей Владимировной знала, что у нее есть дочь, девочка с невозможно настойчивым характером. Мол, ей только десять лет, а она являет пример трудолюбия и целеустремленности. Занимается спортом, греблей, и подходит к этому очень основательно, почти со взрослой серьезностью. Услышав это, я еще подумала, что для гребли ведь нужны внешние данные, физические — рост, сила, чего не обнаружишь в ее маме… Наталья Владимировна была такая маленькая, хрупкая… Правда, характером — стойкий оловянный солдатик.

Думаю, Катя этим пошла в нее — сама Наталья Владимировна тоже оказалась непростой. Она любила свое дело, относилась к нему ответственно и преданно. С больными не сюсюкалась, была строга и даже грубовата, но дело делала на совесть.

Истек год… такой хлопотный и противоречивый. Я искала возможности излечиться от вцепившегося в меня недуга. Но как ты излечишься от возраста с его гормональными перестройками? Мне никто не мог помочь. Такой была моя личная природа — она жутко сопротивлялась внутренним процессам, разрушавшим во мне молодость.

Душа вопила и рыдала! Душа разрывалась от горя! И я налегала на стихи — единственное, что помогало. Когда я переливала в них свою боль и сетования на некоего кого-то, кто обманул меня и теперь затягивает в гибельную бездну, кто бросил меня и больше не хочет поддерживать, мне становилось легче. Мне не хочется это помнить, но оно не забывается.