Говоря о других своих сотоварищах-министрах, Витте передает тягостное впечатление, произведенное на него накануне государственным контролером Лобко, который в совещании о нефтяных источниках настаивал на том, чтобы источники отдавались по возможности бедным людям, а не богатым, как это делает Витте.
Я настаиваю на не раз высказанном мной убеждении, что чиновники – первые социалисты.
Витте доказывает, что у него в Министерстве финансов нет такого направления. Я смело отвечаю, что он это воображает, что и его чиновники, все умножаемые, так же зловредны, как и в других ведомствах, вследствие своей безответственности, беспримерной в других государствах.
11 марта. Воскресенье. Во время верховой езды в своем манеже встречаю там Куропаткина. Между нами уговорено, что я буду ему всегда высказывать и мою собственную, и слышанную от других заслуживающую сколько-нибудь внимания критику. На этот раз я упрекаю его в том, что хотя он и военный министр, но что он больше военный, чем министр, тогда как в его положении он мог бы принести большую пользу Отечеству, если бы в сношениях с государем становился чаще на общегосударственную, а не специально военную точку зрения. На это он мне отвечает, что, вступив в исполнение своих теперешних обязанностей, он прежде всего занялся выработкой программы для ведения военного дела. Ныне, когда программа эта выработана, он стал изучать общегосударственные [дела], читая о сем книги, но это идет медленно, а между тем постоянно встречаются вопросы, по коим приходится спорить и сталкиваться с другими министрами. В особенности тяжел Витте, который прямо подносит государю доклады, утверждение коих дает ему право вторжения в области не касающихся до него дел. Так, например: 1) не переговорив с ним, Куропаткиным, он, Витте, поднес государю высочайшее повеление о сдаче в солдаты неповинующихся студентов; 2) таким же порядком он объявил высочайшее повеление, чтобы никакой заказ по морскому и военному ведомствам не делался за границей, а между тем есть такие нужные для армии предметы, коих в России не существует вовсе, например, свинец. Когда на это было указано Витте, то он испросил новое повеление о том, чтобы в Министерстве финансов образовать комиссию, которая рассматривала бы все заказы Военного и Морского министерств, то есть брала по ним взятки; 3) еще вопрос, породивший горячие споры, был – допущение в азиатские наши владения иностранцев для образования компаний и учреждения фабрик и заводов. По этому вопросу, говорит Куропаткин, я долго думал, изучал и пришел к заключению о невозможности допускать устройства промышленных компаний в Средней Азии. <…>
22 июля. <…> Любопытным образчиком времени служит возлюбленный государев министр внутренних дел. Этот человек, лишенный и умственных способностей, и каких бы то ни было убеждений, и самого элементарного гражданского мужества, убедил государя, что с назначением его, Сипягина, министром внутренних дел все переменится: земство сохранит одну вывеску, правительственная власть в лице своих чиновников проникнет всюду, иноверие исчезнет, иноплеменные части России внезапно обрусеют и т. п. Написав на эту тему множество проектов, Сипягин видит теперь сам невозможность их осуществить и на днях вследствие того получил от государя такой комплимент: «Вы много обещаете, да мало исполняете».
Назначению Сипягина много содействовал Витте, который и продолжает всячески его поддерживать и скрывать его бездарность. Между тем на самого Витте среди имеющих к государю доступ разнообразных личностей поднялось гонение. Во главе этого гонения ничтожный начальник охраны Гессе, сколько слышно, честный, но ограниченный пехотный офицер, командовавший при Черевине батальоном, а теперь сделавшийся чем-то вроде министра внутренней политической полиции; за ним идут следом разные офицеры, писаки и подаватели записок, долженствующих пересоздать Россию и упрочить их собственное благоденствие. Отсюда идет критика виттевского финансового управления, управления, действительно заслуживающего критики, но не на те темы, кои доступны пониманию вышереченной мелкоты. Обвиняют Витте в пристрастии к иностранным капиталам, в покровительстве евреям, в допущении нерусских подданных устраивать промышленные предприятия России, что называется, отдавать иностранцам русские богатства и т. п. Логическим выводом из этого является необходимость отдавать эти богатства самим критикам, во главе коих являются некоторые чересчур размножившиеся великие князья, отрицающие обязательность для сего какого бы то ни было закона. <…>