С. Ю. Витте

Председатель нашей комиссии начал рассказывать о нашей поездке в «черту», когда гр<аф> Витте перебил его заявлением, что «он превосходно знает „черту оседлости“ и правовое и экономическое положение ее еврейского населения». Он не отказывался, впрочем, поддерживать проект введения некоторых административных улучшений и некоторых облегчений, коих добивалось «Еврейское колонизационное общество» в пользу этого несчастного населения «черты», но сейчас же добавил: «Все это – только паллиативы, частичные поправки, не имеющие реального значения. Это значит делать один шаг вперед, за которым всегда последуют три шага назад, – до тех пор, пока не решатся принять окончательное решение». – По его мнению, суть вопроса коренится больше в политике, чем в экономике и религии. Сложность проблемы от этого не уменьшается; напротив того! Александр III был убежден в том, что все евреи уже потому, что они евреи, противники самодержавия, если не революционеры. Все евреи-журналисты – а они вообще люди талантливые – принадлежат к либералам и ведут борьбу с самодержавием. Кроме того, покойный царь был убежден, что вся еврейская молодежь – на стороне заговорщиков всякого рода. И когда в результате раскрытия заговора или ликвидации какого-нибудь движения полиция арестовывала двух, трех или четырех евреев на сто или двести христиан, императору прежде всего докладывали об арестованных евреях, и никто не указывал на участие в беспорядках русских, православных: эти-то, признавался министр, могут все делать, они – большинство в стране, на них особого внимания не обращают.

«К несчастью, – продолжал гр<аф> Витте, – эта идея, idе́e fixe Александра III, кажется, в еще большей степени владеет теперешним императором, который, однако, является самым мягким и самым гуманным из всех русских царей. Но несмотря на это, когда в его присутствии поднимают вопрос об общих мерах по отношению к евреям, им овладевают отцовские настроения до такой степени, что теперь никто не решился бы возвысить перед ним голос в защиту евреев».

Что касается облегчений участи еврейского населения в порядке административном, которых теперь наша комиссия добивается у министра внутренних дел, то гр<аф> Витте не знает, будут ли они сделаны, несмотря на то что в данный момент мин<истр> вн<утренних> д<ел> Горемыкин их одобряет. Гр<аф> Витте презрительно заметил, что это одобрение мало чего стоит, ибо некоторые министры не имеют никакого значения – «они приходят и исчезают, как блюда за столом» (sic!).

«Нет, решение заключается не в мелких мерах, даже не в полумерах и благотворительных начинаниях. Нужно окончательно и полностью разрешить еврейский вопрос, а для этого необходимо исходить из политической стороны проблемы, о чем я уже говорил. Нужно изменить позицию интеллигентных слоев русского еврейства и привести их к признанию здравой доктрины самодержавия, которая в настоящее время является необходимостью для такой обширной страны, как Россия, и без которой не было бы России. Пусть евреи устранятся от активной политики, то есть уйдут из среды либералов; пусть их главари употребят свое влияние в духе самодержавия, и через 10 или 20 лет, когда император признает в них своих верноподданных, их можно будет уравнять с остальными русскими».

Я предложил гр<афу> Витте вопрос, а именно, не являются ли либеральные и даже революционные тенденции, в наличии коих правительство обвиняет евреев, – не являются ли они скорее результатом, чем причиною, тяготеющего над ними исключительного законодательства, и не была бы ли немедленная отмена этого законодательства самым верным средством для создания того настроения консервативного лоялизма, который ему, гр<афу> Витте, так желателен.

«Первопричины и первоначальные виновники меня мало интересуют, – холодно ответил гр<аф> Витте. – Для меня важны лишь факты. Их либерализм – один из таких фактов, и его прежде всего надо изменить. Что касается до средств осуществления этого, то он полагает, что создание двух или трех больших еврейских органов печати, которые проводили бы в еврейскую массу надлежащие принципы, принесло бы больше пользы евреям и их делу, чем благотворительные и просветительные учреждения! Эти газеты обрабатывали бы умы и общественное мнение и настроили бы в благоприятном смысле государя. Барон Гирш сделал бы благое дело, если бы предназначил свое наследство на эту цель, а не на дела благотворительности, которые всегда приносят разочарования и имеют столь ограниченное значение».