С. Ю. Витте

Затем по общим вопросам Витте горячо защищал свою промышленную политику после моего упрека, что за развитием промышленности мы запустили дело подъема земледельческого населения. Он указывал, что промышленное развитие России, двинутое им вперед, только помогло сельскому хозяйству, но признал, что, будь он министром земледелия, он сделал бы многое. Повторил то, что говорил мне в Париже, а именно, что ранее всего надо мужика обратить в человека, надо определить его права, надо оградить его от произвола разных видов. Что эти вопросы были им подняты, но заглохли; что теперь он устал, хочет уходить, и ему браться за них нельзя. Другие не могут.

Признал, что миллиард, израсходованный на Восток, ослабил Европейскую Россию, но не убежден, что было бы лучше, если бы мы его не израсходовали. Признал, что мы 450 млн израсходовали через Дворянский банк и этим ко вреду для дела подняли цены на землю. Признал, что железнодорожное хозяйство идет очень плохо. Что Хил-ков справиться не может. Признал, что нам надо продолжать строить железные дороги, противно с выраженным мнением по сему вопросу государя. Что дороги строятся на займы. Наконец, горячо продолжал отстаивать пользу привлечения в Россию иностранных капиталов. Что иностранцы у нас только разорились, но оживление внесли.

Дневник А. Н. Куропаткина // Красный архив. 1922. № 2. С. 33.

Б. Бюлов Воспоминания

Глава III

<…> Тщательно взвесив наши торгово-политические отношения с соседями, я убедился в том, что прежде всего мы должны прийти к соглашению с Россией. Если оно будет достигнуто, то дальше последуют Румыния, Австро-Венгрия, Швейцария и другие страны. Далее, я считал, что из русских государственных людей всего легче было бы договориться с прежним министром финансов и теперешним председателем Совета министров[146] Сергеем Юльевичем Витте. Но как к нему подойти? Я вспомнил, что во время нашей встречи в Петербурге Витте говорил мне, что он питает абсолютное доверие к двум большим европейским финансистам – Ротшильду в Париже и Эрнсту Мендельсону в Берлине. Я связался с последним, который был умной головой, прекрасным дельцом и с горячим патриотизмом сочетал безусловную надежность. Он мог секретным и верным путем связаться с Витте. Я поручил запросить Витте, не хочет ли он начать непосредственно со мной переговоры относительно нового торгового договора, и если он согласен, то как лучше всего устроить, чтобы он был послан для этой цели. До сих пор Витте допускал в близко стоящей к нему русской прессе энергичную и отчасти очень грубую полемику против немецких желаний и претензий в торгово-политической области. Это меня не смущало. Язык дан человеку для того, чтобы скрывать его мысли, сказал Талейран. Немного времени спустя господин Мендельсон смог мне сообщить, что Витте охотно начнет переговоры со мной. Чтобы это сделать возможным, будет самым лучшим, если немецкий император в возможно скрытой и достаточно естественной форме намекнет об этом в своих письмах к императору Николаю. Император Вильгельм, который разделял мои планы, разрешил мне составить в этом смысле одно или два письма к царю. В них говорилось примерно следующее. Чтобы предотвратить всякие осложнения в отношениях между Россией и Германией, необходимо прекратить скучные таможенные дрязги и прийти к соглашению в хозяйственной области. Если это дело поручить немецким тайным советникам и русским чиновникам (tschinowniks), то не видать этому делу конца. Более практичным было бы запереть вместе двух настоящих государственных деятелей, т. е. Витте, величайшего авторитета в России по хозяйственным и финансово-политическим вопросам, и немецкого канцлера, чтобы они быстро пришли к удовлетворяющему обе стороны результату. Впрочем, им не нужно встречаться в тюрьме. Витте может приехать в Нордерней[147], где немецкий канцлер имеет обыкновение проводить жаркие месяцы и здоровый морской воздух которого придаст Сергею Юльевичу новые силы. Царь ответил дружественно и выразил согласие.