С. Ю. Витте

Журналисты, видя нас разговаривающими, стали опять просить выяснить дело и обелить их товарища, который иначе окажется лжецом. Пришлось ответить, что Витте уже все объяснил и что к тому же он не мог сделать приписываемого ему заявления, ибо ему неизвестны японские требования. Затем корреспонденты стали спрашивать, правда ли, что Витте не дано настоящих полномочий и что он послан лишь узнать условия Японии в качестве курьера, как о том сообщалось в лондонской газете Диллоном. Я ответил, что статьи не читал, но что как Витте, так и барон Розен снабжены нужными полномочиями. Подобные же вопросы задавались мне и впоследствии, по прибытии нашем в Нью-Йорк. Недоверие американцев объясняется пропагандой наших противников, а может быть, это была просто уловка, чтобы нас сбить и найти противоречие в заявлениях Витте.

Толпа журналистов отправилась после этого на верхний мостик, стараясь протискаться поближе к Витте. Вскоре пристал небольшой катер, на котором находились наш генеральный консул Лодыженский, первый секретарь посольства Ганзен, консул барон Шлиппенбах, военный агент полковник Распопов, агент Министерства финансов Виленкин и консул в Чикаго князь Енгалычев. Все они были представлены Витте, который пригласил их зайти в гостиницу для более обстоятельного знакомства. Какой-то журналист, тут же нарисовавший довольно похожий портрет Витте, просил его сделать надпись. Сергей Юльевич тотчас же стоя написал: «Cela doit ressembleг à' Monsieur Witte»[163]. Надпись стала переходить по рукам, вызывая одобрительные возгласы. Портрет этот появился на другой день в газетах.

Когда мы подошли к Хобокену (место на реке Гудзон, где находятся пристани, склады и док германского Ллойда), стоявшая там публика стала махать флагами и платками, кричать «ура!» и «да здравствует Витте!». Первыми взошли на пароход барон Розен и князь Кудашев[164]. Барон и Витте обменялись приветствиями и вошли в салон. Журналисты отхлынули в соседнее помещение, заглядывая в дверь и стараясь услышать, что говорили уполномоченные, причем два более наглых японца пытались даже пожать им руку. Поговорив с четверть часа, Витте и барон вышли на палубу и остановились на несколько минут по просьбе фотографов. Выйдя затем на пристань, мы пошли, вернее, понеслись вперед вместе с толпой, разгоняемой полицейскими. Благодаря богатырскому росту, Витте успешно лавировал в толпе, приняв под защиту маленького барона. В конце пристани нас задержала депутация славян, явившихся с приветствием. Мы были прижаты к главе депутации Чапеку, державшему хлеб-соль на серебряном блюде. Полицейские усердно работали кулаками, не особенно разбираясь, и несколько тумаков досталось и на нашу долю.

Несмотря на столь неблагоприятную обстановку, Чапек произнес краткую речь на английском языке в том смысле, что хотя славяне теперь стали американцами, но не порвали связи с родиной и рады видеть в своей среде единоплеменника, облеченного столь важной и благородной миссией. «Как американские граждане, – продолжал Чапек, – мы приветствуем ваше прибытие в усыновившее нас отечество и уверяем вас, что будем, как и до сего, наблюдать с глубоким вниманием и симпатией судьбу русского народа, который имеет общих с нами предков. Стремление к миру – благороднейшее наследие славян. Мы приветствуем вас, русских братьев, и желаем успеха». Витте ответил несколько благодарственных слов по-русски, пожал руки славянам и, передав мне блюдо с хлебом, поспешил под охраной полицейских к выходу, сопровождаемый криками «живио!» и свистом – способ, коим американцы выражают свое одобрение.

В гостинице «Сент-Реджис» (St. Regis), внушительное здание в 22 этажа, недалеко от главного парка Нью-Йорка (Central Park), для нас были взяты комнаты, к сожалению, в разных этажах. Помещение Витте в третьем этаже состояло из четырех больших комнат – так называемое сьют (suite). Обстановка роскошная, без обычной отельной банальности. Барон в седьмом этаже, я в пятом, плата, включая пищу, шесть долларов в день. Остальные наши товарищи расположились между пятым и восемнадцатым этажами. Нижние этажи почетнее, но вepхние приятнее, там больше воздуха и света и меньше шума. При каждой спальне ванная комната и большие чуланы для платья. Светло, чисто и комфортабельно. Таких гостиниц в Европе мне еще не приходилось видеть. В первом этаже огромная столовая, читальня, несколько гостиных, бар, телеграф, телефон, парикмахер. Четыре элеватора[165] поддерживают сообщение между этажами днем и ночью.

<…>