В день приезда все члены нашей миссии отправились на обед в Юнион Клаб (Union club), куда нас пригласил барон Розен. Меню оказалось полуфранцузским, лишь с некоторыми американскими отступлениями в виде устричного супа и ледяной воды, заменяющей вино, и все мы с удовольствием отдохнули от пароходной кухни и «Молткэ зал'а». После обеда поднялись на крышу, где устроен руф-гарден, т. е. сад. Там можно дышать прохладой, ибо духота в Нью-Йорке порядочная. Витте задумчиво курил, предаваясь размышлениям, которые Розен не решался нарушить. Все мы были уставшими и потому рано разошлись.
Я уже говорил, что в гостинице имелся телеграф. Директор французской телеграфной компании (Compagnie Française des câbles Tе́lе́graphiques) сообщил, что им сделано распоряжение о пересылке наших телеграмм по французским и датским кабелям – нужно лишь писать: Via French, таким образом мы избегали пользования английскими линиями.
<…> 21 июля / 3 августа. Сегодняшние газеты вышли с портретами русских уполномоченных и членов нашей миссии, причем Витте назван повсюду графом, князем или бароном. Общий тон газет для нас благоприятный, хотя и с оттенком пренебрежительности.
Утром Сергей Юльевич занимался в кабинете и принимал некоторых из нас, в том числе Диллона, поместившегося в той же гостинице. Часов в одиннадцать он вместе с Виленкиным уехал на автомобиле прокатиться по городу. Кстати, по распоряжению здешнего Министерства иностранных дел (Department of state) при Витте состоят два полицейских агента в штатском, которым поручена его охрана. Пока Витте в гостинице – один из них дежурит в коридоре, около его комнаты, а другой в вестибюле. Когда он уезжает, агенты следуют за ним в автомобиле. Отсутствие Витте вызвало любопытство корреспондентов, которые решили, что он поехал в Уолл-стрит[166]
для переговоров о займе. В действительности Витте посетил биржу. Его узнали в публике и приветствовали аплодисментами. Он в то время находился на верхней галерее, откуда отвечал поклонами. Некоторые крупные биржевики и маклеры были ему тут же представлены Виленкиным. При выходе его опять приветствовала собравшаяся толпа. Из биржи он поехал в Тамани, здание в 35 этажей, считающееся самым высоким в Нью-Йорке, причем поднимался по элеватору до верхней башни, чтобы взглянуть на панораму города. Проезжая через эмигрантский квартал, он остановил автомобиль и зашел в садик, где играли дети; одного из играющих мальчиков он поднял и поцеловал. Местные жители, преимущественно евреи, узнав, что это Витте, окружили автомобиль и устроили овацию.Я завтракал с бароном Розеном в Юнион-клубе. Розен расспрашивал, как совершилось назначение Витте и остальных членов нашей миссии. Барон был, по-видимому, рад назначению Витте. «Я вздохнул, – сказал он, – с облегчением, когда узнал, что едет не Нелидов и не Муравьев, а Витте, ибо это единственный человек с волей и характером, знающий, чего он хочет, и не собирающийся из боязни перед Петербургом жертвовать русскими интересами». Я спросил барона, думает ли он, что поладит со своим коллегой, так как в Петербурге предвидят, а некоторые, может быть, и рассчитывают, что между ними установится рознь. «Я это знаю, – ответил барон, – мне уже об этом писали. Но я думаю, что там ошибутся. Я тотчас же, как увидел Витте, когда мы ехали вместе с пристани в отель, с полной откровенностью высказал ему взгляд на наше положение и на то, чего можно и должно добиваться, а также предложил ему свое содействие. Он благодарил меня за откровенность и сказал, что будет действовать независимо от всяких посторонних обстоятельств. Это истинно русский человек, с русской душой, и я спокоен за результат. Или мы достигнем, чего можно, или разойдемся, но с достоинством и без ущерба для русского имени».