С. Ю. Витте

Я посмотрел на него и ничего не ответил.

С. Ю. Витте сразу перевел разговор на другую тему.

Уехал я под впечатлением, что это человек конченый.

Через два дня он утром позвонил мне по телефону. Только что состоялось назначение нового министра торговли князя Шаховского. Голос Витте звучал довольно бодро. Он был даже в несколько шутливом настроении.

– Я по вашим глазам, – сказал он, – третьего дня видел, что вы меня похоронили, а я чувствую, что оправляюсь. Как вам нравится новое назначение?

– А что вы по этому поводу скажете?

– Что же сказать? Шаховской моложе Тимашева и еще глупее. А вообще он не министр, а…

Эпитет был очень густой.

Мы условились, что я через несколько дней заеду.

Но больше мне видеть его не пришлось. В тот же день он слег и больше не вставал.

Даже после смерти Витте Николай II остался верен своей ненависти и своей мелочной мстительности: он не послал вдове сочувственной телеграммы. Зато, как только Витте испустил последний вздох, царь прислал на квартиру его своих чиновников, конфисковавших бумаги покойного. Главные бумаги покойного хранились в Биаррице, и царю не удалось добыть их.

Перед смертью Витте завещал, чтобы на надгробном камне на его могиле был высечен текст Манифеста 17 октября. Николай II воспретил это. Когда памятник был открыт, то наверху камня была надпись: «Граф С. Ю. Витте». И затем даты рождения и смерти, а в самом низу надпись: «17 октября 1905 года».

Только после Февральской революции промежуток между верхней и нижней надписями был заполнен текстом манифеста.

Клячко (Львов) Л. М. За кулисами старого режима (воспоминания журналиста). Т. 1. Л., 1926. С. 142–145, 147–152.

Н. А. Вельяминов Встречи и знакомства Продолжение

VII

Мое последнее свидание с графом С. Ю. Витте

1 февраля 1915 г. я приехал с фронта в Варшаву и нашел письмо Б. М. Шапирова от 25 января, который писал: «Графиня М. И. Витте просит сообщить, приедете ли вы скоро в Петроград, если же не скоро, то не найдете ли возможность, чтобы граф С. Ю. приехал к вам в Варшаву. Граф В<итте> желал бы посоветоваться с вами и быть вами исследованным. Вы знаете, какое доверие к вам питает граф В<итте>, не говорю уже о дружеском расположении к вам. Может быть, вы найдете возможным помочь ему в данном случае, где действительно ваша помощь ему очень нужна».

Я собирался в Петроград на несколько дней и ответил, что приеду 5 февраля утром.

Из разговора с Шапировым 6 февраля я узнал, в чем состоит болезнь графа С. Ю. – он заболел месяца два тому назад, очень страдал и сильно похудел. Есть основание думать о раке во внутренних органах. По-видимому, проф<ессор> С. П. Федоров склонен признать наличность злокачественной опухоли, но операции не советует. Видимо, положение очень серьезное, но, по словам Шапирова, не вполне выясненное.

С. Ю. был человек очень мнительный, всегда любил лечиться и советоваться с врачами. После исследования он всегда требовал самого подробного объяснения всех мельчайших симптомов и мотивов назначенного лечения, иногда вступая в спор. При всем своем уважении к науке и своем выдающемся уме он нередко в этих спорах бывал поразительно наивен, примитивен и даже комичен, не допуская даже мысли, что есть вопросы, которых он понять не может, не имея специального образования. Тем не менее я любил эти «консультации» с ним, так как поговорить и поспорить с ним было всегда интересно.

Когда я ровно в назначенное время в 11 ¹/₂ часов вошел в кабинет С. Ю., у него уже сидели его врачи и жена. При моем появлении С. Ю. встал и пошел мне навстречу, и я сразу увидел, что от него осталась половина, платье висело на нем, как мешок, на лице было написано, что он действительно тяжело болен. Его умные глаза пытливо смотрели на меня, пока мы здоровались. Зная его хорошо, я тут же поставил два диагноза: несомненно, у него где-то был рак, это во-первых; во-вторых, он несомненно боялся этого, догадывался, что дело неладно, и пристально смотрел на меня, чтобы по выражению моего лица уловить первое мое впечатление. Я сразу сообразил, что сказать ему в утешение обычную фразу: а вы, граф, мало изменились, – значило тотчас же потерять его доверие. Таким людям надо всегда сначала говорить правду в глаза, чтобы в первый же момент купить их доверие, чтобы потом постепенно начать говорить им неправду.

«Однако здорово вы похудели, С. Ю., – сказал я ему в упор, – и давно это?»