С. Ю. Витте

Мысль о том, что он может передать свою болезнь Лёве, страшно его тревожила; он вновь и вновь возвращался к этой теме. Жена измерила ему температуру: сорок с лишним… Боль становилась все острее. Он закрыл глаза, подавляя стон. Вдруг он услышал голос ребенка. Он улыбнулся и, поглядев на часы, сказал жене:

– Мой мальчуган возвращается с прогулки. Надеюсь, он не забыл надеть самое теплое пальто. Он еще не привык к нашему климату; в это время года так легко схватить простуду.

Чтобы развлечь мужа, она рассказывала ему о Лёвиных подвигах. Вчера, когда он играл в казаки-разбойники со своими кузенами, гости его тети Ирины сказали, что он так мил! Слушая это, больной, казалось, забывал о своих страданиях; его лицо светилось. Камердинер принес графу письмо от внука. В официальных выражениях десятилетний молодой человек требовал выплаты своего еженедельного пособия в размере двадцати копеек. Больной немедленно попросил перо и бумагу. Было хорошо видно, каких усилий ему стоило малейшее движение. Жена хотела любой ценой помешать ему утомлять себя. Он рассердился и принялся медленно выводить ответ дорогому мальчику. Писать нужно было очень разборчиво, чтобы Лёва сам мог прочитать. Больной много раз останавливался, его рука падала на подушку. Перед тем как подписать конверт, он прочитал письмо жене голосом, в котором звучал его прежний юмор:

Многоуважаемый Лев Кириллович,

По-видимому, я должен вам некоторую сумму денег в счет вашего еженедельного вознаграждения, коль скоро вы не получали постыдных отметок. Я прошу вас прислать мне счет и приложить к нему документ, подтверждающий ваше прилежание, по получении коих я направлю вам сумму, которую обязан выплатить.

Остаюсь Ваш с уважением,

граф Витте.

27 февраля 1915.

Немного позже больной захотел пройтись по комнате. Он встал, поддерживаемый с одной стороны женой, с другой своим обычным врачом, старым другом семьи, только что вернувшимся из поездки. Другой врач, осмотревший его утром, высказал предположение, что грипп может перейти в воспаление легких, но не слишком настаивал на этом.

Внезапно больной тяжело повалился. Его вновь уложили. Вскоре все светила медицины, которыми располагал Петроград, собрались у его изголовья. Они планировали новый консилиум вечером. От графини они не скрывали, что хирургическое вмешательство неизбежно, возможно, потребуется трепанация. При этих столь неожиданных словах ей показалось, что земля плывет у нее под ногами. Когда она впервые за несколько дней осталась наедине с мужем, ее охватила страшная тревога. Она знала, какой пламенной была вера ее мужа и как бы облегчила его душу в такой момент духовная помощь.

Она послала в соседнюю церковь за священником, все еще не отдавая себе отчет в истинном смысле происходящего. Когда больной увидел скромного пастыря в фиолетовом облачении, его лицо осветилось улыбкой удовлетворения, детской улыбкой. Он с нежной благодарностью посмотрел на свою подругу, угадывавшую малейшие переживания его души. После причастия и соборования он задремал. Она сидела неподвижно, держа его за руку. Каких усилий воли стоило этой сероглазой женщине сидеть, застыв как статуя, у постели умирающего!

Каждая минута, которая оставалась до следующего осмотра, казалась ей вечностью. Каков будет вердикт? Она решила биться до конца, чтобы спасти его жизнь. В полутьме виднелась крупная фигура мужчины с измученным лицом на белой подушке и склонившийся над ним силуэт его жены, застывшей в молчаливом отчаянии. Раздался звонок. Это приехали врачи. Больной, казалось, был безучастен к тому, что происходило вокруг него. Он молчал. Слышалось его тяжелое дыхание, и временами его голова начинала метаться на подушке, как будто все ему мешало.

Когда повернули выключатель и жена увидела его при свете, она сказала одному из врачей:

– Доктор, мой муж без сознания!

– Успокойтесь, графиня.

– Я уверяю вас, что это так, и я могу это доказать.

Через минуту она вернулась с внуком. Ребенок подошел к кровати:

– Добрый вечер, дедушка, как ты себя чувствуешь?

Никакого ответа. Ребенок повторил вопрос.

Мужчина повернулся, остановил на нем невидящий взгляд… он его уже не узнавал.

Ребенок поцеловал руку, лежавшую на одеяле, и с комком в горле, с часто бьющимся сердцем вышел на цыпочках из комнаты. Впервые дедушка не ответил ему. Он больше никогда не ответит. Отведя в сторону самого старого из профессоров, графиня спросила:

– Когда вы собираетесь оперировать моего мужа, доктор? Что я должна приготовить?

Он молчал с минуту, глядя на нее с бесконечным состраданием, а потом мягко ответил:

– Это бесполезно, сударыня; наука бессильна. Остается дать вашему мужу отойти с миром.