С Корниловским конным

Я быстро рассматриваю пушки и упряжь для «уносов» (унос — не менее одной пары лошадей для запряжки в орудие). Сбруя для упряжки артиллерийских лошадей была мной еще не виденная. Это были широкого сыромятного ремня «немецкие шлеи», через которые, по сторонам, вместо постромок — проходила сплошная цепь на три пары лошадей в упряжке для орудия. Легкая и удобная упряжь. Поэтому ездовые артиллеристы, расцепив «шлеи», сразу же сбросили Их с лошадей и... ускакали. На лафетах и на зарядных ящиках много солдатских парусиновых сумок защитного цвета. Они набиты чем-то, как бы спресованным. Казаки подумали, что это деньги. Быстро разрезали их шашками, но оказалось, это были много сотен пар красных погон с белой выпушкой по краям. Зачем они возили «подгоны белогвардейцев» — мы так и не узнали, да и некогда было расспрашивать пленных, так как издали показался генерал Бабиев, шедший к полку легким наметом.

— Корниловский полк... сми-ир-но!. Гос-спода оф-фи-цер-ры! — командую ему и лечу с рапортом, докладывать о трофеях полка и о потерях в офицерском составе.

Наповал, в грудь, почти в упор — убит храбрый командир 6-й сотни хорунжий Яковенко и тяжело ранен в левую руку, продольно от кисти до локтя, с раздроблением кости, командир 1-й сотни есаул Твердый. Мне особенно жаль было хорунжего Яковенко. Он был уже пожилой человек, мобилизованный на Великую войну со льготы — наш старый кавказец. Широкоплечий, скуластый, определенно храбрый, всегда впереди казаков — он был тихий, скромный и послушный. И как бы стеснялся меня, старшего офицера-кавказца, боясь уронить себя. Среди казаков заметно, что офицеры и казаки одного и того же отдела — чувствуют себя ближе друг к другу. Так вот было у меня и с хорунжим Яковенко.

— Спасибо, орлы, за победоносную атаку! — громко выкрикнул Бабиев, подскакав к полку и остановив своего коня. Он был один, без штаба. Штаб, видимо, уже подсчитывал число пленных.

Поблагодарил полк, а сам, как мне показалось, как-то недоброжелательно и ревниво посмотрел на трофеи. И не взглянул на меня, и ни слова командиру тех, кто это сделал... Я был удивлен и обижен. «Что с ним? — думаю я. — Боевая ревность? Что это не он вел полк?»

И в довершение всего этого, словно чтобы полк не участвовал в приятном осознании своей победы, — он резко, досадливо приказывает мне с полком преследовать отскочившую на северо-запад конницу красных, численностью приблизительно в 150 коней — видимо, «дивизийную конницу» ординарцев, комиссаров и 12 пар уносов от орудий, которая далеко была на горизонте и была, конечно, небоеспособна.

1-я и 6-я сотни вернулись после боя без своих сотенных командиров. Чувствовались сильные потери в конском составе, так как полк, как-то очень заметно, поредел. Потом уже подсчитали, что из строя выбыло убитыми и ранеными до 50 казаков и до четверти состава лошадей. Для полка в двести с

лишним шашек в строю, без пулеметной команды — это были очень большие потери.

Собрав все сотни и тут же назначив новых командиров сотен вместо выбывших из строя, — широкой рысью двинулся на северо-запад, оставив Бабиеву подсчитывать трофеи полка и чинить суд и расправу. Кроме тринадцати пулеметов, захваченных в этой атаке, все трофеи полка были оставлены на месте, и каковы они были — мы потом и не поинтересовались. В Корниловском полку была гордая чистота. И после двух атак на Маныче, где была захвачена пехота красных, — полк продолжал скакать вперед, даже и не поинтересовавшись точной численностью пленных. Но полк был счастлив тем, что имел теперь 25 действующих пулеметов и массу патронов к ним и к винтовкам. Опытный и распорядительный начальник пулеметной команды есаул Мартыненко сразу же нашел в сотнях необходимых казаков к ним, и командиры сотен с удовольствием отпустили своих казаков к нему.

Пройдя на запад версты две, полк уперся в топкую заводь, через которую пролегала узкая земляная гребелька для движения в один конь, да и та развалившаяся. Дальше тянулась водяная полынья «озеро Голое». Спешенная конная группа, переправившись здесь, заняла ближайшие бугорки. Я нашел, что незачем полку переправляться, нести ненужные потери, так как к вечеру красные все равно уйдут дальше. Да и казакам надо дать отдых. Одна спешенная сотня вела с ними совершенно незначительную перестрелку, а остальные сотни, расбросавшись, — в поводу пасли своих лошадей подножным кормом. Казаки же закусывали тем, что у кого было в сумах. Надо было подсчитать потери после столь кровавой атаки. К тому же — всем приятно было быть вдали от глаз высшего начальства и отдохнуть после ночного похода и бессонной ночи.