Прежде всего прошу вас не думать, что нравы на Востоке свободнее наших. Как вы знаете, в индийских фильмах никто не раздевается, влюбленным не разрешено целоваться. Даже из иностранных фильмов такие места вырезают. Я заметил, что в Национальном музее в Дели некоторые посетители, так же как во всем мире, пририсовывают обнаженным статуям различные натуралистические детали. Это свидетельствует о tojI, что эротические причуды во всем мире одинаковы и одинаково проявляются. В этом вы можете убедиться по каракулям в уборных.
И, наконец, мы убедились в том, что современные простые, необразованные индийцы тоже теряются перед такой проблемой, как статуи Коджурахо. Жители деревень, расположенных по соседству с храмом, утверждают, например, что любовные сцены охраняли эти строения от молнии. Поэтому они уносят из руин статуи и используют их в качестве громоотводов. Культурные индийцы хорошо знают, что такое наивно суеверное толкование не объясняет чувственного великолепия произведений скульптуры, поэтому они создали много других теорий.
О восхвалении обнаженного тела, об искреннем наслаждении радостями жизни здесь говорят меньше, чем в эстетических теориях Запада. Приводят скорее философские доводы, которые могли бы объяснять вопрос, говорят о символах эстетического единства в природе, о прославлении созидательного слияния мужского и женского начал, приводят и примеры движения небесных светил. Много говорят о так называемой мистике тантров, стремившихся впрячь стихийную силу полового влечения в хомут религии и при ее помощи быстрее проложить путь к спасению. (Вспомните, что мистика католического барокко использовала как двигатель фанатичную влюбленность в деву Марию.) Другие говорят, что спастись нельзя, пока не преодолеешь мысли о плотской любви, а это невозможно, пока ее соблазны не стали хорошо известными и совершенно безразличными. Согласно этой странной теории скульптура пропагандировала противоположное тому, что изображала. Так же, как если бы мы боролись против пьянства, распространяя изображения блаженствующих пьяниц.
Я спрашивал людей и книги, получал много ответов, однако среди них не оказалось ни одного, которому можно бы было полностью поверить. И тогда я обратился за ответом к парочкам, сделанным из песчаника. У некоторых вид был восторженный, что естественно в подобном положении. Другие улыбались так же загадочно, как тысячи азиатских статуй в самой безупречной ситуации. А некоторые даже подымали брови, словно все происходящее с ними их не касалось.
Тогда я обратился к другому типу фигур — к тем, которые лишь присутствовали при происходящем, лишь наблюдали. Одни имели при этом взволнованный вид, другие равнодушный, третьи стыдливо закрывали лицо и предпочитали смотреть в сторону. Все эти три позы, по-моему, чрезвычайно интересны. Они свидетельствуют о том, что индийские художники смотрели на свои скользкие темы приблизительно так, как могли бы смотреть мы, люди, не преклоняющиеся перед философией и мистикой Древнего Востока: либо завороженные любопытством, либо безразлично, либо с полным сознанием того, что перед ними грубый вызов целомудрию. Но это совпадение между нашим и их отношением не только не уменьшает загадочности, но, наоборот, увеличивает ее. Хотя мы понимаем друг друга и, следовательно, могли бы прийти к одинаковым выводам, такие изображения никогда не попадали на фасады наших храмов. Почему же это произошло у них? Почему вообще создавали такие статуи, да еще в таком количестве, и почему сейчас никто из потомков этих художников не знает, чем это было вызвано?
Хватит.
Так же, как в связи с рассуждениями о загадках танца масок, обещаю: как только узнаю больше об этом эротическом искусстве, напишу.
Но не забыл ли я о третьем грехе? Не говорилось ли в этой книге слишком много и слишком строго о гигантских постройках, о бессмысленных пирамидах?
В четырех часах езды автомобилем от Дели находится город Агра, а в Агре жемчужина Индии Тадж-Махал, считающийся красивейшим зданием мира. Его вы должны посмотреть, говорили нам. Должны ли? Перед самым отъездом в Прагу у меня случайно выдался свободный денек. Багаж я давно запаковал, с товарищами кукольниками распрощался, и мысли мои уже были далеко от Азии. Зачем же мне именно сейчас осматривать Тадж-Махал, это конфетное, всеми туристами захватанное великолепие?
Все вы, конечно, видели изображение этого светлого купола с иглами четырех минаретов по сторонам. Если бы я умел рисовать, то нарисовал бы это здание по памяти, так хорошо я знал его. Но потом меня все-таки уговорили, и наступил момент, когда