Читаем С любимыми не расставайтесь полностью

— Вы могли заметить, что некоторые из молодежи тут танцевали современный танец «твист». Люди не в таком возрасте — пожалуйста, не возмущайтесь, это современный танец, отвечает современным требованиям. Молодежь имеет свободное время, много энергии, тратит ее в танцах. Если в меру танцуемые западные танцы, то это не возбраняется, танец все время идет в ногу с жизнью, он преследует своей целью укрепление мышц всего тела. А сейчас мы делаем небольшую паузу: вашему вниманию предлагается игра «безбилетный пассажир». Вы идете кругом, совершая марш вокруг этих стульев. По моему хлопку все садятся, кому не хватит стула — тот безбилетный пассажир. Победитель получает приз, учтите. Пожалуйста!..

Катя схватила Валеру за руку и потащила к стульям.

Баянист заиграл марш, и все зашагали в затылок друг другу.

Культурник хлопнул в ладоши, все смешно ринулись к стульям, но один остался без места, и культурник, убирая один стул, сказал:

— Нельзя ездить без билета!

Баянист снова заиграл марш, и все зашагали вокруг стульев, и опять кто-то остался без места и, убирая еще один стул, массовик сказал:

— Нельзя ездить без билета!

А Кате и Валере везло. Теперь они оставались только двое, а стул между ними оставался один.

Баянист заиграл совсем веселый марш, и они стали шагать один за другим вокруг стула, и все хохотали. Культурник куда-то вышел из зала, так, видимо, было задумано, потому что теперь шагание вокруг стула стало еще смешней. Наконец он появился с книжкой-призом, но и тут не сразу хлопнул в ладоши, а на радость всем дал им походить еще, и только тогда хлопнул. Катя, хохоча, оттолкнула Валеру и села.

— За смелость и находчивость приз — даме! — объявил культурник и вручил ей книгу. — А теперь танцуем «летку-енку»!..

И вот уже круг, прослоенный детьми, стоит в центре зала и — «летка-енка»!..

Катя спрятала книгу под плащ, натянула на голову платок и вышла из клуба. Валера пошел за нею. Она не оглядывалась, но знала, что он идет вслед.

Дождь лил и лил.

Навстречу им по аллее тянулась новая партия отдыхающих, расстроенных погодой. Поглядывали на Катю и Валеру, ища в их лицах отпускную безмятежность.

— Катя! — окликнули ее.

Девушка, несшая на себе сложную прическу, подошла к ней, секретно пригнулась.

— Митька, слышала?

— Нет...

— Человека порезал. Судить будут.

— Кого... порезал?

— Кого-то порезал, не знаю.

— Что же теперь?

— Не знаю, судить будут.

— Тюрьма?

— Отсидит — вернется.

— А кого порезал-то?

— Говорю, не знаю.

— Что же теперь?

— Что теперь... судить будут.

— Тюрьма, тюрьма. Вот обормот, тюрьму схлопотал... Теперь все, увезут...

Она наткнулась на ожидавшего ее Валеру, шарахнулась от него, побежала вдоль берега к пристани.

Фанерная касса была закрыта. Попробовала разобраться по расписанию, когда будет катер—ничего не поняла.

— Когда катер? — спросила у мальчика, удившего рыбу.

— Утром.

— Как утром?

Побежала по берегу обратно. Оглядывалась на причал, не видно ли все же катера — и дальше

Подергала дверь административного корпуса, постучала в окно. Створку открыла дежурная старуха.

— Мне в город надо.

— Завтра.

— Мне сейчас надо, муж заболел.

— Завтра.

Катя побежала обратно. Догнала девочку, которая шла по дороге в ту же сторону.

— Девочка, когда катер будет? Катер когда будет, катер?..

— А больше сегодня не будет. На Высоцкий причал, может, еще придет.

— А где причал-то этот? Причал где?

— А вот прямо лесом можно, по тропке, километра два-полтора.

Катя побежала лесом по тропке. Сначала бежала по тропке, потом тропка пропала. Побежала назад, на то место, где она пропала, но не нашла. Вернулась обратно, надеясь пробиться к причалу напрямик. Уже не бежала, ковыляла кое-как, по щиколотку, по колено в воде, запуталась в сплетенных ветвях, стала разводить их, ломать...

К рассвету — болотному, ледяному — она сидела у ствола ели, завернувшись в плащ, глядя перед собой горячечно, рассеянно...

***


Митя зашел к начальнику цеха. Тот с кем-то разговаривал, но, взглянув на него, нервно спросил:

— Что?

— Прошу отпуск,— протянул он заявление.

— Имей совесть, ты же три месяца как был!

— Нужно. По личным обстоятельствам.

— А кому не нужно? Думаешь, мне не нужно? Ему не нужно?

— Тогда увольнение. — Митя достал из кармана другое заявление.

— Иди, террорист, гуляй. — Начальник взял у него заявление об отпуске. — Сколько?

— Там сказано.

Он наискосок подписал заявление и, не глядя, вернул его Мите.

Держа на коленях рюкзак, Митя ехал в автобусе, который был перенаселен загородным людом. Он смотрел перед собою непосредственно в точку своего следования. Он принял решение и был спокоен.

С рюкзаком на плече он шел по аллее с юмористическими стендами.

Постучал в дверь дачи с белым номером на стене.

— Врывайтесь, — ответили женские голоса.

Он вошел. На прибранных кроватях в ожидании обеда сидели Катины соседки.

— Где Катя? — спросил он.

— А Катю в больницу увезли, — испуганно сказала женщина с бирюзовыми сережками.

— Что с ней?

— Митя, она заболела. У нее нервное потрясение оказалось. Плакала, заговаривалась, ее в больницу увезли...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза