С любимыми не расставайтесь

Валера хотел было присоединиться к женщинам, но, видимо, услышал разговор и обогнал их.

Бирюзовая ухватилась за целлофановый мешочек, который он нес.

— О! Идет, не оглянется. Что хоть наловил?

Валера показал мешочек с рыбами в воде.

— Ну что это — аквариум!

Валера снова пошел вперед, но женщины, заглаживая бестактный разговор, не пускали его.

— Куда же ты от нас уходишь, Валера?

— А зачем мы ему нужны, старые грымзы?

— Тем более должен уважать возраст.

Валера понуро шагал рядом, неся рыбок в целлофане и удилище.

— Вот, называется, молодой человек, — разыгрались женщины. — И мы же его должны веселить.

— Это современная молодежь.

Они шли по главной аллее, останавливаясь перед юмористическими крокодильскими щитами.

— О!.. Поссорились! Этот туда гребет, эта — сюда,— заливались женщины.

— А этот, смотри! «Вы, говорит, умеете плавать?»

— А она с хвостом, рыба, что ли?

— Рыба. Русалка!

В брезентовой робе Валера выглядел еще более костлявым, чем обычно. Кате стало жалко его.

— Отпустим его пусть рыбу снесет.

Она дернула за его капюшон, слила воду, достала платок и отерла Валере мокрое лицо.

***

Из конторки Митя набрал телефонный номер.

— Я не знаю, что случилось — я по тебе соскучился.

— Как это хорошо! — быстро откликнулась Ирина.— Где ты?

— Я внизу.

Они бродили по улочкам и переулкам заводского двора — мимо досок показателей и досок объявлений и стенных плакатов и лозунгов, которые на улицах бывают только в праздник.

— Сегодня утром я испугалась, что меньше тебя люблю. А потом, в четыре часа вдруг так стало по тебе тоскливо!

— Ты привыкла к физикам-теоретикам, а я по сравнению с ними нуль.

— Иди ты! Физики — это исключено. Не люблю людей, которые знают все обо всем. Если они знакомятся с художниками или поэтами, так только для того, чтобы показать им свое превосходство. А потом упоминают, что знакомы с таким-то и с таким-то, — демонстрация своих неограниченных возможностей.

— Ну, у меня таких возможностей нет.

— Митя, мне кажется, ты не только боишься поверить, что я тебя люблю, но ты побоишься поверить, что ты меня любишь!..

Они стояли у реки. Ирина — прислонясь к наклонному дереву.

— Я люблю, когда ты в ковбойке. А то в прошлый раз был такой накрахмаленный, мне показалось — какой-то бюргер, отец семейства.

— У тебя все время работает счетчик на мои недостатки, — обиделся Митя.

— Не обижайся, — попросила Ирина, — а то я вообще ничего не смогу тебе говорить.

Они целовались в парадном. То есть Митя хотел ее поцеловать, а Ирина его отталкивала.

— Почему ты меня отталкиваешь? — отстранился Митя.

— Потому что я не хочу, чтобы хоть один поцелуй был безразличный. А они уже такие были бы. Потому что я хочу иметь двух детей и кормить их грудью. Видишь, какая я устаревшая женщина по своим взглядам?.. Я восхищаюсь тем, как ты мужественно отстаиваешь свою независимость. Молчишь, молчишь, а что у тебя там?.. — она пожала плечами.

— Я не умею говорить.

— Врешь, было бы что сказать — сказал бы. Ведь я ничего от тебя не требую. Я только жду, жду, я каждую встречу жду как праздника. Но вот мы встретились — и ничего не понимаю. Вот так думаешь, стоит только сдать экзамен — и будет счастье. Сдала, а жизнь продолжается как ни в чем не бывало.

— Ты меня не любишь, — сказал Митя.

— А зачем тебе моя любовь? Для самоутверждения?

Она замолчала, и Митя не знал, как ей на это ответить. Она все равно ничего бы не услышала.

— Знаешь что, миленький? — тихо, ласково сказала она. — Давай некоторое время не встречаться.

— Почему?

— Надо подумать.

— Это тебе надо подумать.

— И тебе тоже. И посмотрим, что получится.

— Как знаешь, — обиделся Митя.

— Только не делай вид, что ты обиделся. — Она поцеловала его в щеку.

— Ну, знаешь, так меня еще никто не прогонял, — усмехнулся Митя.

— Это не я тебя прогоняю, а ты меня прогоняешь, Митенька. И молчи.

Держа его ладонями за уши, Ирина смотрела в глаза.

— Есть такая старая-старая песня, там такие слова: «Дай на тебя наглядеться в последний раз — про за-п а с!» Как хорошо сказано!..

***

Из-за дождя танцевали не на площадке, а в клубе. Стулья сдвинули, на них теснились дети и нетанцующие женщины. На эстраде стоял баянист.

Катя сидела с бирюзовой женщиной. Подруга их нашла себе партнершу, и обе обтекаемые, с круглыми башнями на головах, они работоспособно танцевали.

— Пошли, — тянула Катю бирюзовая женщина.

— Не умею я, чего позориться.

— Перед кем позориться-то!..

К ним подошел приодетый и причесанный Валера.

— Разрешите? — пригласил он Катю, обращаясь почему-то к ее соседке. И, не дожидаясь ответа, повел Катю танцевать. С ним произошла странная перемена: он перестал шутить и трепаться и теперь молчал так же, как Катя: вокруг говорили все, кому не лень, молчали только они двое.

Моды на танцы проникали на завод так же неравномерно, как на платья и прически, поэтому танцевали разнообразно. Одна пара — мальчик с есенинскими волосами и девочка-медвежонок даже «твистовали».

Когда баянист замолк, Катя и Валера сели к стене. Массовик, добродушный человек с блуждающим взглядом, обратился к присутствующим: