— Я только предупреждаю.
— Я не пойму, кто здесь нарушитель: он или я! Что здесь происходит, кто виновен? Я у себя дома, я спать хочу, я гашу свет, до свиданья!
— Я ранен меня нельзя выгонять,— сказал Коровин.
— Раненые остаются, а боеспособные по домам' Прошу отсюда всех!
Митя ушел.
Жизнь в Митином доме протекала несогласованно и молчаливо.
Он, одетый, лежал на раскладушке и смотрел телевизор — Катя время от времени тихо проходила мимо.
Он ел колбасу на газете — Катя ела суп на кухне.
Когда позвонили в дверь, она открыла. Это пришел Коровин с рукою на перевязи и дорожным чемоданом в другой руке.
— Лаврова я могу видеть? — спросил он
Она молча кивнула на комнату, и Коровин прошел к Мите.
— Я оставил дверь открытой и исчез в неизвестном направлении,— сказал он, ставя чемодан у стеньг
Катя из кухни полыхнула мрачным взглядом на гостя. Она решила, что он приглашен сюда неспроста, по-видимому, с целью выжить ее отсюда.
Митя пригласил его к столу, подвинул газету с колбасой.
— Я пришел, чтобы высказать вам свое уважение,— присаживаясь, сказал Коровин. — Вы Фортинбрас. Бы видите перед собой зло, и первый ваш импульс — бороться с ним. Что же, пускай честные люди будут хотя бы наполовину такие же активныес как нечестные.
Тем временем в прихожей Катя швыряла в сумку вещи. Митя не мог ей ничего сказать, так как они не разговаривали.
— Ужас моего положения в том, — продолжал Коровин, — что вот я читаю фразу: «На руках у Дантеса была огромная семья в шесть человек». И это на меня действует. А вот вы бы ее просто не заметили!
Катя застегнула сумку, взяла на руку плащ и вышла из дому.
— Но однажды ты просыпаешься рано утром, и еще непонятно, где дверь, где окно — и вдруг мучительно чувствуешь, кем ты стал, что ты мог сделать — и не решился, не сумел...
— Виноват, — сказал Митя и бросился к двери.
Катю он догнал на улице.
— Куда ты?
Он шел рядом, пока она не ответила.
— Ты этого хотел, Митенька.
— Чего я хотел?
— Ты же пригласил к нам своего приятеля пожить? На что же ты рассчитывал?
— Даю слово, я его не приглашал1
— Не кричи, пожалуйста.
— Но он пришел просто в гости!
— Тише, пожалуйста.
— Хорошо, — сказал Митя. — Я уйду. Я здесь дня не буду жить, это твоя комната!
— Успокойся, Митенька, успокойся.
— Ну так что? Я не понял.
Катя остановилась, повернулась к нему, посмотрела, безмятежно улыбаясь.
— Не надо меня провожать.
Мите было жутко видеть эту спокойную, уже чужую улыбку.
— Катя, не надо так со мной разговаривать.
— А как же, Митенька? — приветливо улыбалась Катя. — Я хорошо с тобой говорю. Серьезно. До свидания.
И пошла дальше. Сумка была, наверно, тяжелая, но Катя шагала легко, ровно, и ей очень подходила короткая юбка.
Митя смотрел ей вслед, пока она не исчезла.
Случалось ли вам испытать быстрый удар беды, размер которой еще неясен, но угадывается: она огромна, края ее теряются за пределами этого года, и следующего, и еще многих лет жизни...
На улицах города течение жизни продолжалось, но она потеряла для Мити свои звуки и голоса. Неслышно катились трамваи, безмолвно переговаривались прохожие. Он вошел во двор с некричащими детьми и нестучащими доминошниками. Один из них помахал ему рукой. Митя пошел под дощатый навес, стал вместе со всеми беззвучно хлопать костяшками по столу.
Кровать — тумбочка, кровать — тумбочка, кровать — тумбочка. Посередине — длинный стол, покрытый клеенкой. Катя лежит под одеялом на койке. Худая девушка надевает кофточку, прикрывшись дверцей шкафа. Другая полистывает тетрадку. Женщина в домашнем халате кормит супом мужа. Она стоит рядом с ним, в то же время поддерживая комнатный разговор.
— Ничего кофточка, переливается.
— Из пустого в порожнее.
— Репродуктор бы починить. А то живем, ничего не знаем.
— Слушай, когда был январский пленум?— спросила девушка с тетрадкой.
— В декабре
— Балда.
— А эта лежит, лежит...
— Пусть лежит, тебе что.
— Я встану,— сказала Катя.
Вся трудность была в том, что они работали в одном цехе. Катя — армировщицей, Митя — наладчиком. Правда, его место в конце цеха, у бригадира. Но, во-первых, стенка стеклянная, все видно, а во-вторых, Митю то и дело вызывают на наладку, и тогда надо проходить мимо Катиной машины.
Для того, чтобы привлекать на завод молодых людей, руководство переоборудовало цех. Юное сознание прежде всего волнует вопрос: в какой обстановке предстоит работать, как будет выглядеть все это и каковы мы сами будем здесь?
Зал голубой, машины в голубых капотах, рабочие в голубых халатах. На стеклянных дверях изображены смешные человечки-резонаторы (продукция цеха). Автоматы работают нешумно: серебряные проводки кружатся в серебристых коробках. Переворачиваются, свариваются с другими проводками, и — на другую такую же тихую голубую машину, где снова кружатся, опе-ленываются красным лаком...
Митя налаживал сварочный автомат. Сварщица полными руками, расставив локти, то и дело оправляла халат.
— Какая это тебе все время звонит молоденькая штучка?
Митя пожал плечами.
— По внутреннему, а?„
— Ты повнимательней будь.
— И ты повнимательней будь. Нечего по другим цехам бегать, у нас своих девочек хватает.