С любимыми не расставайтесь

Завязался дорожный разговор, потек без нужды, не петляя. Сначала по поводу дома, мимо которого ехал автобус, кто из заводских там живет. Выбрались из города, покатили вдоль озера — кто в нем утонул в этом году, кто — в прошлом, а одна женщина лежала в роддоме, переживала, что муж ее не навещает, а он купался и утонул. И вот ее готовят, что произошло непоправимое, но что именно, до сих пор не говорят... А дальше — лес, грибы, а грибной разговор — надолго.

Молодежь, которая пока распевалась несогласно — грянула:

- А на нейтральной полосе

цветы необычайной красоты...

Катя сидела, скрестив руки и глядя в окошко. Волосы, плохо прибранные, висели вдоль щеки, и в этом было такое пренебрежение ко всему на свете, что другой на месте Валеры замолк бы и отстал, но он не падал духом.

— Ты спроси у своих знакомых, тебе все скажут, что я хороший человек.

Все уже привыкли к дороге, и казалось, что только для этого путешествия сюда и собрались. Двое на заднем сиденье позвякали гранеными стаканами и вдруг незаметно охмелели.

Валера продолжал односторонний разговор:

— Опоссум — это единственный зверь, который видит сны, — сообщил он незаинтересованной Кате.

У него были очень видны все кости лица, они имели как бы больше значения, чем у других людей. И светлые, небольшие, но выпуклые глаза у него тоже больше значили, чем это бывает обычно. Его костлявое лицо, казалось, не имело никакого отношения к его шуточкам, он и трепался словно бы так просто, для окружающих.

Один из собутыльников потянулся к нему со стаканом, где на донышке болталась водка. Но на него напали сразу две женщины:

— Отстань, бессовестный! Что ты к нему привязался!...

Одна была дельфинообразная, обтекаемая, другая — с бирюзовыми глазами и бирюзовыми сережками.

— Я не пью, — сказал Валера.

— Пей!

— Как не стыдно! — обернулась еще одна женщина. — Не знаешь, он не пьет?

Катя с любопытством взглянула на Валеру:

— Что это они о тебе хлопочут?

— А!.. — беспечно махнул он рукой.

***

Митя нагнал Ирину перед входом на стадион и сказал:

— Девушка, разрешите с вами познакомиться!

Она обернулась, счастливо и нежно воскликнула:

— Разрешаю! Я очень хочу с вами познакомиться!— И ухватилась за его руку. Они пошли к стадиону, так и держась за руки. С другой девушкой это показалось бы Мите глупым и показным, а с нею — как будто только так и можно, и все равно, кто что подумает.

— А я давно уже здесь. Два раза других за тебя принимал.

— Они были лучше меня?

— Пока нет.

Ирина задержала его у задней стены трибуны.

— Подождем здесь, что толкаться.

Они прислонились к стенке, пропуская мимо негустую толпу — матч был не из важных.

— Опять глаза грустные, как у таксы?— внимательно глядя ему в лицо, сказала Ирина. — Это не очень трудно, — быть несчастливым. Гораздо труднее понять: что является счастьем именно для меня?

Уже последние опоздавшие бежали вокруг трибун. Митя проводил взглядом девушек.

— Ты какой-то шебутной, — грустно, по-матерински сказала Ирина.— Сам не знаешь, чего хочешь. А вокруг ходят и бегают и чем-то беспокоят девушки... И это неправильно, нехорошо, неуважительно, обидно, несправедливо, смешно...

Митя взял ее руку и погладил.

— Не смей, — шепнула она. — У меня сейчас сердчишко выскочит.

Но он гладил и гладил ее руку. Не отнимая ее, Ирина тихо с мукой проговорила:

— Не смей, бессовестный...

Уже никого не было с этой наружной стороны трибуны. Изнутри доносились взрывы, вскрики, свисты толпы.

—- Ты ангел, — сказала Ирина. — У тебя волшебные руки!

Другой рукой Митя провел по ее волосам.

— Ребеночек мой! В каком ты классе?..

С выражением страдания и счастья на лице скользнула губами по его губам.

У Мити перехватило дыхание, и он сказал что-то вроде: «Ой!»

— Когда ты сказал «ой!» — ты меня любил, — радостно уличила его Ирина.

И еще раз приникла к нему губами и счастливо простонала:

— Я люблю тебя!.. Я люблю тебя!..

***

С утра до вечера шел дождь. Он хлестал по дачкам дома отдыха, по лесу, по речной воде.

Из репродуктора гремела песенка, колокольчики звонили, как колокола, флейты стонали, как трубы.

Отдыхающие в плащах и болоньях, в колпаках и капюшонах, как монахи черного ордена, бродили под дождем в поисках развлечений.

Катя гуляла с двумя соседками по комнате. Забрели в клуб. Постояли возле телевизора, послушали беседу нейрохирурга. Вышли, спустились к речке, вдоль которой чернели рыболовы. Жены в черных плащах и прорезиненных платках коробом, не двигаясь, стояли за их спинами. Катя и ее подруги тоже остановились. Один рыболов обернулся, посмотрел: это был Валера. Подмигнул грустным выпуклым глазом, закинул леску подальше.

Женщины переглянулись, вздохнули.

— Что вы?—тихонько спросила Катя.

Женщины, шелестя плащами, побрели обратно.

— Хороший малый, — сокрушенно сказала обтекаемая.

— Хороший, хороший, простой,— сокрушенно подтвердила бирюзовая.

— Ну и что? — спросила Катя.

— Алкоголик. Поил, поил дружков и допился. Почему он к вам в цех-то перешел.

— А так хороший малый, хороший...

— Старательный малый, вежливый. Ремонтники, знаешь, как отлынивают? А этот не-ет. Позвали — пошел.