Ей вспоминается вернисаж, на который они с Джимми как-то раз ходили в художественную галерею в центре города, когда еще только встречались. Собственно, они пошли туда с целью выпить вина и взглянуть на картины, написанные мужем Кортни. Бет влюбилась в одну из них, в абстрактном стиле, на которой была изображена женщина, стоящая на берегу моря. Неожиданные цвета и странные линии с первого взгляда заворожили ее. Ей вспоминается выражение недоуменного отвращения, с которым разглядывал то же самое полотно Джимми. Она выразила желание купить его, но Джимми сказал: «Да ну, это выглядит как мазня какого-нибудь детсадовца». Ее тогда неприятно поразило, что они способны смотреть на одну и ту же вещь и испытывать прямо противоположные ощущения. И теперь повторяется ровно то же самое.
— Мне очень жаль, Джимми.
— Я не могу поверить, что ты не хочешь даже попытаться.
— Я пыталась.
— Как?
Она ничего не отвечает.
— Я думаю, нам надо снова пойти к доктору Кэмпбеллу.
— С меня хватит, Джимми.
Он снова перечитывает ее список, качая головой.
— Но ты же все еще меня любишь, Бет. Я же вижу.
— Ты перестал быть в моих глазах тем, кем был.
Бет видит, что ее слова ранят его, что его лицо морщится от боли, и ей невыносимо быть причиной этого. Она отводит глаза и принимается рассматривать каминную полку, сделанную из топляка, который он подобрал на пляже. Морская звезда и ракушка по-прежнему украшают ее, но старых фотографий больше нет. Вместо них там теперь другая, вставленная в рамку, на которой Бет и девочки в разноцветных майках стоят обнявшись и смеются.
— Я все еще люблю тебя, но этого недостаточно.
— Достаточно. Должно быть достаточно. Я люблю тебя. Если ты все еще любишь меня, это все, что нужно. Пожалуйста, Бет. Пожалуйста, прости меня. Я знаю, что мы можем все исправить.
Она смотрит на свои руки, сложенные на коленях, на помолвочное кольцо с бриллиантом и гладкую полоску обручального кольца, которое по-прежнему носит.
«Я обещаю хранить тебе верность».
Ее вера разлетелась на куски, слишком острые и зазубренные, оставив в ее руках то, что теперь скорее напоминает оружие, нежели обет. Она смотрит на Джимми, на неприкрытое отчаяние и любовь в его глазах и неожиданно для себя самой, видимо инстинктивно, перестает сдерживаться, и ее лицо становится зеркальным отражением его эмоций, на нем написано точно такое же отчаяние и любовь, которую она по-прежнему к нему испытывает. От неуверенности у Бет перехватывает горло. Она закашливается и делает глоток какао.
— Прости, Джимми. Я не могу.
Выражение в его глазах меняется, в них вырастает знакомая стена отчуждения.
— Значит, все кончено?
Чудовищная непоправимость того, что должно сейчас с ними произойти, с размаху обрушивается на нее. Это не идет ни в какое сравнение с тем мартовским утром, когда она только узнала про Анжелу и велела ему уходить, в глубине души сама того не желая, совершенно растерянная, не в состоянии поверить в то, что он в самом деле так с ней поступил. Сегодня все иначе. Это их конец. Она теряет Джимми, и сердце у нее сжимается от невыносимой тоски, но, как смерть после долгой и мучительной болезни, это несет с собой облегчение и покой.
— Все кончено.
Он запускает пальцы в волосы и качает головой.
— Это неправильно, Бет. Мы должны быть вместе. Мы любим друг друга. Мы заслуживаем второго шанса, — говорит он хриплым от подступающих слез голосом.
Не в силах больше сдерживать их напор, он вскакивает и бросается к выходу из комнаты. Бет слышит, как он натягивает ботинки, застегивает молнию на куртке. Хлопает входная дверь. Взревев мотором, его фургон уезжает прочь. Сердце у нее колотится. Ну вот и все. Она это сделала.
Она идет в кухню, достает из шкафчика бутылку водки, до краев доливает ее в чашку с чуть теплым какао и возвращается на диван в гостиной. Шторм, треск огня в камине, шум радиатора и тишина внезапно кажутся очень громкими. Она делает глоток какао и замечает, что руки у нее трясутся. Ее взгляд падает на белую картонную коробочку, так и оставшуюся лежать на кофейном столике. Она не решается взять ее в руки.
Раздается звонок в дверь, и Бет, вздрогнув от неожиданности, проливает какао на джинсы. Она кое-как вытирает их рукой и косится на тетрадный листок с домашним заданием Джимми, который так и остался лежать на диване. Наверное, он вернулся забрать его. А может, хочет еще что-то сказать. Она прерывисто вздыхает и идет в прихожую.
Она распахивает входную дверь и снова вздрагивает, на этот раз облив какао весь перед своей красной футболки. Это не Джимми. Она так выпотрошена эмоционально, что у нее уходит несколько секунд на то, чтобы скорректировать свои ожидания и осознать, кто перед ней стоит.
Это Оливия, промокшая до нитки, с белой картонной коробкой в руках, и вид у нее такой, как будто она только что увидела привидение.
Глава 34
— Оливия, вы вся промокли, — ахает Бет. — Заходите скорее.
— Простите, что зашла без предупреждения, — извиняется Оливия, пытаясь говорить обыденным тоном, но у нее не получается.
Голос у нее нервный, напряженный, слишком высокий и пронзительный.