С любовью, Энтони

И вот теперь она оказалась в первом ряду, не имея возможности занять себя чем-то иным, кроме как наблюдать за ним. Она никогда раньше не видела его за барной стойкой. Он находится в постоянном движении, уверенный, явно чувствующий себя как рыба в воде. Его руки, откупоривающие винные бутылки, разливающие мартини по бокалам, помешивающие содержимое долькой лайма, действуют умело, споро, играючи. Он знает, где стоит каждая бутылка и лежит каждый инструмент. Он назубок помнит, как смешивается каждый коктейль. Он хорош в своем деле, и она любуется им.

Она ничего этого не знала. Она испытывает удивление, к которому примешивается некоторая толика острой обиды: оказывается, она знала о Джимми не все! А ведь его даже нельзя назвать какой-то особенно сложно устроенной личностью. Еда, сон, телевизор, дети, сигары. Работа бармена — это, конечно, не нейрохирургия и не вождение гоночного автомобиля, но все равно у него явный талант. Барная стойка — узловой элемент заведения. Все крутится вокруг нее, а Джимми обеспечивает бесперебойную работу всего механизма, чтобы клиенты остались довольны.

Это кардинально отличается от промысла гребешка, которым ее муж занимался в одиночестве и под открытым небом. Она считала, что эта работа идеально ему подходит. Однако же вот пожалуйста, он работает в переполненном ресторане, в тесном закутке за барной стойкой, весело болтая с незнакомцами, смешивая девчачьи коктейли, — и, похоже, все это ему нравится. Он производит впечатление человека, находящегося в своей стихии.

Вот только одет он не так, как всегда одевался дома. Дома он носил джинсы или шорты, некогда бывшие джинсами, — потертые, с неровно обрезанными штанинами, футболки, кепку с эмблемой «Ред сокс» и грубые ботинки. Здесь же на нем рубашка в вертикальную бело-голубую полоску. Она даже отглажена. Он носит ее навыпуск, закатав рукава до локтей и расстегнув воротник на одну пуговку ниже, чем расстегнули бы большинство мужчин, так что в вырезе виднеется верхняя часть груди. Грудь у него красивая и мускулистая. С этой бородой, улыбкой, небрежно закатанными рукавами и в расстегнутой на груди рубахе он выглядит расслабленным и — она готова убить себя за это признание — сексуальным. Подогретая как минимум отчасти «Обжигающей страстью», Бет чувствует, что ее против воли влечет к нему, и в то же самое время он страшно ее злит.

Значит, тут он может быть собранным, увлеченным и умелым, а дома едва ноги передвигает и сил у него нет ни на что, кроме как лежать на диване? Значит, тут он может собраться и выглядеть презентабельно, а дома таскает заношенные футболки с пятнами от кетчупа на груди и от пота под мышками? Значит, на работе он демонстрирует живую и обаятельную часть своей личности, а ей с девочками всего этого не достается?

— Слушай, Джимми, а здесь у вас всегда так людно? — спрашивает Петра.

— Людно? Да это вообще не людно. Подожди еще часик, народ тут будет у вас за спиной в три ряда стоять.

— Ха, — хмыкает Петра.

У ее ресторана дела тоже идут неплохо, но не настолько, чтобы люди в три ряда толпились перед барной стойкой, во всяком случае в это время года.

— Ну, как тебе коктейль? — спрашивает он Бет.

— Нормально.

— Еще сделать?

— Спасибо, не надо, — отказывается Бет, подумав про себя, что хватит с нее на сегодня его «Обжигающей страсти».

— Тебе не понравилось?

— Понравилось, я просто хочу теперь попробовать что-нибудь другое.

— Может, бокал вина? Тебе точно понравится вон…

— Я в состоянии решить, чего я хочу, без твоей помощи.

— Ладно.

— Я хочу эспрессо-мартини.

— Ты точно уверена? — спрашивает Джимми.

— Точно.

Он пожимает плечами, уступая. Потом берет две бутылки и переворачивает их над шейкером из нержавеющей стали.

— Как девочки?

— Хорошо.

— Как Джессика сыграла?

— Сыграла, и ладно. Они продули.

— А Софи?

— Переживает из-за контрольной по математике, думает, она ее завалила, но я уверена, что все в порядке.

— А Грейси как?

— Хорошо. — «Она скучает по тебе. Все трое скучают».

— Ну и хорошо.

— А как поживает Бет, тебя не интересует? — осведомляется Петра.

— Разумеется, интересует. Как твои дела, Бет?

— Хорошо.

— Отлично выглядишь.

— Спасибо.

— Мне нравится твоя цепочка.

Бет накрывает ладонью медальон. Щекам становится жарко. Она почти и забыла, что надела его. Но прежде чем она успевает что-либо ответить, Анжела снова просачивается за барную стойку и что-то показывает Джимми на своем телефоне, завладевая его вниманием. Она смеется и касается его предплечья. Ладонь Анжелы на руке Джимми. Бет может пережить ее смех, улыбки, игривость и ее грудь, но что-то в этом мимолетном прикосновении, интимность этого жеста становится для нее последней каплей.

— С тобой все нормально? — на ухо спрашивает у Бет Джилл. — Что-то ты какая-то бледная.

Бет кивает и, стиснув зубы, сглатывает. Говорить она не может. Если она сейчас заговорит, то разрыдается. С какой бы целью она сюда ни явилась, сейчас ее цель — уйти отсюда, не разрыдавшись на глазах у Джимми с Анжелой.

— Думаю, тебе просто надо что-нибудь съесть.