Она не представляет себе, кому в здравом уме может прийти в голову запланировать поход в библиотеку, чтобы читать или слушать «Моби Дика» в четыре утра, да и вообще в любое время суток, если уж на то пошло. Да уж, в мертвый сезон у них на Нантакете каждый развлекается как может.
Бет обреченно обводит читальный зал взглядом, тщетно пытаясь найти какой-нибудь способ остаться и написать очередную главу. Уходить ей очень не хочется. Можно попытаться спуститься на этаж ниже или пойти в «Бин», а можно поехать домой и устроиться с ноутбуком в кухне, все равно девочек нет и помешать ей некому, но в последнее время она стала исключительно суеверно относиться к тому месту, где ей пишется. Она должна сидеть в библиотеке, за длинным столом, в кресле, ближайшем к сцене, лицом к окну. Она понимает, что эта ее фанатичная вера в абсолютную необходимость строгого сочетания всех этих условий граничит с психозом и что на самом деле это не может иметь такого значения, но все равно верит в это. Это то место, где к ней приходит история Энтони. То место, где происходит волшебство.
Она нехотя выходит на улицу и застегивает куртку, но, уже дойдя до машины, останавливается. Она ехала сюда не для того, чтобы развернуться и вернуться домой несолоно хлебавши. Чем еще она может заняться в городе? А вдруг Джорджия сейчас в «Голубой устрице»? Может, у нее получится выкроить время для перерыва и выпить с ней чего-нибудь в баре отеля? Отличный план!
Она быстрым шагом преодолевает четыре небольших квартала, предвкушая возможность повидаться с Джорджией и выпить мартини, но, дойдя до «Голубой устрицы», видит, что на их маленьком насыпном пляжике в самом разгаре свадебная церемония, и с упавшим сердцем останавливается. Если там сейчас свадьба, значит Джорджия занята и не сможет с ней выпить. И что теперь? Стоило ради этого ехать в город да еще тащиться пешком до «Голубой устрицы»?
Она замечает Джорджию, стоящую поодаль за двумя аккуратными рядами белых складных стульев, и решает, пока никто не видит, подойти к ней и, по крайней мере, хотя бы поздороваться.
— Привет, — шепчет Бет, когда наконец оказывается рядом с подругой.
— Привет, — шепотом отзывается та.
Лицо Джорджии раскраснелось от восхищения и сентиментальной радости. Она растроганно промокает глаза салфеткой.
— Они сами написали свои брачные обеты. Обожаю, когда так делают.
Бет смотрит на жениха и невесту и напрягает слух, пытаясь различить, что́ они говорят. Она слышит голос жениха, но, поскольку тот смотрит в другую сторону, слов разобрать не может. Юное лицо невесты светится счастьем. Интересно, когда она выходила замуж за Джимми, у нее тоже было такое лицо? Наверное, да. Она светилась в день своей свадьбы. Но в какой-то момент ее брака, она и сама не может сказать точно, когда именно, этот свет погас. Джимми прав. Она уже очень давно не была рада его видеть. В постели, на диване, за кухонным столом, когда он входил в дом, — никакого света. Может ли она вернуть этот свет, или он погас навсегда? А то, что она почувствовала сегодня? Не искорка ли того света затеплилась сегодня вновь в ее душе?
Она косится на Джорджию, которая никак не может слышать, что именно говорит жених, но все равно вся светится. Впрочем, Джорджии для этого много не надо. Она способна расчувствоваться даже от рекламного ролика.
— Мне, наверное, пора, — говорит Бет.
— Почему? Оставайся. Я скоро закончу, и тогда мы с тобой сможем пойти чего-нибудь выпить.
— Ладно.
Бет улыбается, радуясь тому, что подруга прочитала ее мысли.
Жених и невеста целуются, и все хлопают.
— Пойдем со мной. Я должна проводить их на террасу.
Джорджия ведет гостей на террасу, в шатер, где их уже ждут закуски, шампанское и живая музыка. Жених с невестой все еще на пляже, позируют фотографу. Бет с Джорджией стоят в уголке, за танцполом и столиками, у двери в отель.
— Нам нужно дождаться жениха и невесту. Я должна убедиться, что все расселись, а потом можно будет уйти.
— О’кей.
— Прекрасная церемония, правда?
— Угу. Кажется, мы с Джимми тоже были такими миллион лет тому назад.
Миллион лет и вчера.
— Как, кстати, у вас с ним дела?
— Даже не знаю. Мы ходим к доктору Кэмпбеллу. Но я все равно не знаю. А ты на моем месте как поступила бы? — спрашивает Бет, заранее зная, какой услышит ответ.
— Если ты сможешь простить его, я бы приняла его обратно.
— Что? Ты-то сама ни одного из своих мужей обратно не приняла!
— Я знаю, но я об этом жалею. Мне жаль, что я не умею проносить любовь через все невзгоды. У меня никогда не было такой любви, которая все превозмогает. Мне хотелось бы, но, наверное, мне это просто не дано. Я не умею любить вопреки всему.