С любовью, Энтони

Действие перемещается на танцпол, но внимание Оливии привлекает мальчик, в одиночестве сидящий за шестиместным столиком. На вид ему лет семь или восемь, у него длинные, в небрежных завитках светлые волосы, а одет он в белую рубашку, слаксы и мокасины. Выглядит он просто восхитительно. Он сидит, заткнув указательными пальцами уши и широко расставив локти, и раскачивается взад-вперед в своем кресле. Щелк-щелк-щелк. Оливия смотрит на экранчик своей камеры. Взгляд у мальчика отсутствующий, расфокусированный.

Музыканты заканчивают играть очередную песню, и мать мальчика подходит к столику проведать его. Она целует его в макушку. Щелк. Щелк. Щелк. Женщина возвращается на танцпол. Мальчик продолжает раскачиваться, по-прежнему затыкая пальцами уши.

Гремит музыка. Людям приходится кричать, чтобы поговорить друг с другом. Голос певца, усиленный микрофоном, рокочущие басы, сотня людей, перекрикивающих друг друга, чтобы быть услышанными, танцы, огни, запах дыма — всего этого слишком много. Этот маленький мальчик сражается с валом раздражающих стимулов извне, изо всех сил стараясь отгородиться от них, раскачиваясь, чтобы создать себе свой собственный стимул — успокоительный мерный ритм, — убаюкивая себя, как в колыбели.

Отец подходит к столику и садится рядом с сыном. Щелк. Щелк. Щелк. Мать возвращается к столику, разгоряченная и счастливая. Она что-то говорит мальчику. Он раскачивается и не смотрит на нее. Она тянет мужа за руку. Тот улыбается. Щелк. Щелк. Они возвращаются на танцпол.

Оливия чувствует, как внутри у нее все сжимается, и вдруг понимает, что все это время сдерживала дыхание. Она делает выдох. Все это хорошо ей знакомо. Она была на месте этих родителей. Этот чудесный маленький мальчик сможет выдерживать это все лишь ограниченное время. Что для всех остальных праздник, для него мучение. Ему тут совершенно невесело, и Оливия думает, что лучше бы его родители оставили его дома с няней, ну или, по крайней мере, не засиживались на вечеринке слишком долго. Но с другой стороны, ей более чем понятно их желание не исключать его из жизни, нарядить его, как всех остальных мальчиков, приглашенных на свадьбу, и взять с собой, рискнуть и остаться еще на одну песню, повеселиться и развеяться самим, в кои-то веки выбраться куда-то вместе, всей семьей.

Они с Дэвидом в конце концов перестали брать Энтони на свадьбы, дни рождения и праздничные вечеринки, потому что проще и безопаснее было оставить его дома, чем рисковать получить публичную истерику. Аутизм и шумные вечеринки плохо совместимы, и если родители этого мальчика задержатся здесь слишком надолго, ничем хорошим это не кончится. В какой-то момент раскачивания в кресле с заткнутыми ушами станет недостаточно, и его нервная система пойдет вразнос, не в состоянии ни секунды больше выносить это безумие. Он или устроит истерику, или сбежит прочь. Борись или беги.

Оливия полагает, что родители мальчика понимают весь этот расклад лучше, чем кто-либо еще, и хотя она, вновь сдерживая дыхание, переживает за их сына, она в то же самое время болеет за них, надеясь, что им удастся протанцевать хотя бы еще один танец, еще немного побыть просто мужем и женой, прежде чем запал этой невидимой бомбы сдетонирует и весь их мир превратится из чудесного вечера на свадебном торжестве в мучительную эвакуационную операцию. Но пока что они танцуют, явно позабыв про тлеющий запал. Оливия с беспокойством смотрит на часы, понимая, что время поджимает.

Музыканты меняют ритм и принимаются играть медленный танец. Отец мальчика притягивает жену к себе, и она утыкается лицом ему в шею. Они покачиваются туда-сюда, не сходя с небольшого пятачка танцпола, и, хотя их со всех сторон окружает толпа людей, видно, что они всецело сосредоточены друг на друге и на том ритме, в котором танцуют, как будто на всем свете не существует больше никого, кроме них двоих. Щелк. Щелк. Щелк.

Оливия опускает свою камеру и смотрит на эту пару без разделяющего их объектива. Горло у нее вдруг перехватывает от накатившей волны эмоций, и ей приходится несколько раз сглотнуть, чтобы загнать эту волну обратно глубоко внутрь.

Дэвид.

Ну почему они не смогли так? Почему не смогли держаться друг за друга и отгородиться от всего остального мира? Почему не смогли покориться тому, чего не могли контролировать? Почему у них не хватило мужества радоваться жизни, в которой присутствовал аутизм? Она хотела этого и, пожалуй, в конце концов пришла к этому, но ей потребовалось слишком много времени. К тому моменту, когда она готова была танцевать, музыка перестала играть.

Она смотрит на столик мальчика. Его там нет. Паника затапливает каждую ее клеточку, на секунду парализуя ее, но потом включается мощный и натренированный инстинкт.