– Да уж, удивляться не приходится: молодежь совсем распустилась, никакого уважения к старшим. Думаю, поэтому те юнцы так редко заглядывают в «Уайтс»: им среди уважаемых людей в столь респектабельном заведении делать нечего.
– Ваша светлость, может, герцогу Гриффину стоит поговорить с управляющим? Тот мог бы опросить обслугу. Лакеи, как правило, все замечают. Возможно, кто-то и вспомнит, кто из редких гостей в тот день был в клубе.
– Не думаю: им некогда глазеть по сторонам – работы полно.
– Да, и они выполняют ее на совесть, что хорошо. Потому мы и любим сюда ходить.
– Вы ведь будете держать ухо востро и сообщите мне, если что услышите?
– Непременно. Я и герцогу Гриффину это пообещал, так что вы будете вторым.
Между тем подоспел лакей с бренди для сэра Уэлби. Старик понюхал напиток, покрутив в руках бокал, затем пригубил и задумчиво произнес:
– Нет, я, пожалуй, передумал: вы будете первым, а герцог Гриффин – вторым.
Хоксторн улыбнулся, поблагодарил старика и, ловко увернувшись от столкновения с лорд-мэром, быстро покинул зал. Он хотел было сыграть партию-другую в покер, но понял, что сосредоточиться на игре не сможет – не дают покоя мысли о той, что осталась в Маммот-Хаусе.
Глава 10
Джентльмен не должен скрывать свои пристрастия, если речь идет о чувствах к юной леди.
Лоретта задохнулась от возмущения.
– Я не ослышалась? Ты только что назвал меня старой каргой?
– Ты и есть карга. Давай вали отсюда, доматывайся до кого-нибудь другого.
Длинные, неопределенного цвета волосы Фарли местами сбились в колтуны от грязи, ночной колпак, что Лоретта связала собственноручно и надела ему на голову, пока он спал, валялся на полу. Мятая ночная сорочка болталась на худеньком теле, как на вешалке. Темно-карие глаза, казавшиеся слишком большими для бледного узкого лица, смотрели зло, исподлобья. Никто и никогда Лоретту не называл старой каргой. Она не знала, как реагировать на столь неуважительное к себе отношение и на такую черную неблагодарность. Хотя скорее всего мальчик просто ничего не помнил, поскольку лежал без сознания и не видел, кто сидел у его постели, гладил по голове и менял компрессы, кто шептал ему ласковые слова и молился за него. Похоже, он не помнил, как в бреду бросался в ее объятия, прижимался к ней всем худеньким дрожащим телом и звал маму. Наверное, ему и в голову не приходило, что выжил он только благодаря неустанной заботе тех, кто приютил его в этом доме.
Но Лоретта не могла, как бы ей этого ни хотелось, считать его оскорбления бредом сумасшедшего: жара у него не было со вчерашнего дня, он по-прежнему был очень бледен и слаб, но уже в полном сознании. Говорил он хриплым срывающимся шепотом, и кашель не только не проходил, а только усилился.
И все же Лоретта теперь не сомневалась, что Фарли выкарабкается: характер у него бойцовский, воля к жизни и стойкость не могут не восхищать, но с самого начала он должен усвоить, что в обиду она себя не даст. Хамство следует пресечь, причем немедленно.
– Молодой человек, – спокойно, четко проговаривая слова, произнесла Лоретта, глядя на Фарли в упор, – вы гость в этом доме, а я – хозяйка. Пока находитесь здесь, вы должны обращаться ко мне с должным почтением. В противном случае вас переселят в хлев, и там будете жить до тех пор, пока не встанете на ноги. Даю слово, что в хлеву у вас не будет ни мягкой кровати, ни теплого одеяла, а также никто не станет растапливать вам там печь и подносить еду. Отныне и впредь вы будете обращаться ко мне «мисс Квик» и никак иначе.
– Да мне плевать! Будь ты хоть королева английская, я не стану глотать помои, что ты пытаешься в меня впихнуть, – перекосившись, процедил Фарли.
– Это лекарство от кашля.
Ткнув себя большим пальцем в грудь, мальчишка зло прохрипел:
– Да я лучше сдохну, чертова ведьма!
Лоретта не находила слов. Спасенный ею ребенок оказался настоящим исчадием ада. Куда же пропал тот испуганный мальчик, что жалобно всхлипывал, называл ее мамой и боялся отпустить хоть на миг? Его озлобленность на весь мир ставила ее в тупик. Все, что она могла этому противопоставить, – твердая решимость не сдавать позиции. Требовательность и бесчувственность не одно и то же, напомнила она себе.
– Когда-нибудь это непременно произойдет: ты умрешь, – спокойно согласилась с ним Лоретта, – но не сегодня и не здесь, так что будь добр подчиняться правилам, принятым в этом доме. Запомни: здесь не принято произносить бранные слова. Каждый может вспылить, повысить голос, но это не значит, что можно позволять себе неуважительно относиться к окружающим.