С надеждой на смерть

– И все равно я не могу взять в толк, почему она ничего не сказала об этом много лет назад, – говорит Эв.

– Какая гребаная трата времени все это дерьмовое дело, – бормочет Куинн.

– Да, – говорит Эв, поворачиваясь к нему, – но в первую очередь для нее самой. Все эти годы за решеткой… ни за что?

– Она утверждает, – говорю я, – будто не хотела, чтобы ребенка забирали у приемных родителей.

Бакстер морщится:

– Даже если вы купитесь на эти сказки, лично мне она не кажется альтруисткой, скорее наоборот. Она ведь могла что-то сказать, когда ребенок подрос? По закону он стал совершеннолетним в восемнадцать, то есть более двух лет назад.

– Знаю. Опять же, не пойми что. Но что еще мы можем сделать? Ее история совпадает с историей Рене Зайдлер, и она знала о них то, чего никак не могла узнать иным способом, включая то, как Рене выглядела в то время…

– И мы абсолютно уверены, что она не общалась с Ноа? – уточняет Куинн. – Потому что это сделало бы чертову картину более осмысленной для меня…

– Детектив-констебль Картер проверил. Когда мы были в Хитсайде.

Ответ не рассчитан на то, чтобы успокоить Куинна. Он поворачивается к Картеру:

– И что там сказали? Что именно?

Картер слегка вздрагивает.

– Только то, что сказал босс… Насколько им известно, Роуэн не получает писем от людей, которых она знает, лишь от жалких неудачников, которым нечем заняться…

– Они вспомнили что-нибудь из Штатов?

Картер качает головой:

– Я спрашивал, но почтой там занимаются сразу несколько человек, поэтому непонятно, что у кого спрашивать. Однако она сказала, что никто ничего не упоминал.

– «Она» – это кто?

Он смотрит в свой блокнот:

– Тюремный надзиратель Андреа Салливан. – Он поднимает глаза: – Она пыталась помочь, но почти ничего не могла сделать. На тюремных письмах необязательно указывать на конверте адрес отправителя, и в любом случае они не все их читают.

Куинн хмурится:

– А как насчет исходящей почты?

– Та же история. – Картер пожимает плечами. – Насколько кто-либо мог вспомнить, нет…

– Вы просили их обыскать камеру Роуэн?

Картер моргает и смотрит на меня:

– Э-э-э…

Мне пора вмешаться.

– Не уверен, что в этом есть смысл, сержант. Если Ноа и написал Роуэн, вряд ли она сохранила это письмо… Это было бы слишком веской уликой.

Куинн хмурится еще больше:

– Но…

– Что касается меня, то я убежден: мы сделали всё, что в человеческих силах, чтобы установить, было ли такое письмо, – и ничего не нашли. Боюсь, мы вряд ли можем сделать что-то еще, пытаясь доказать обратное.

Молчание.

– И что дальше? – спрашивает Бакстер.

– Роуэн выйдет на свободу. Судя по всему, она может покинуть Хитсайд уже в конце этой недели.

Эв морщится:

– И оттуда отправится прямиком на телевидение.

Но Бакстер качает головой:

– Нет. Не прямиком. Она явно потребует огромный гонорар.

Куинн пытливо смотрит на него:

– Откуда ты знаешь, что она уже этого не сделала? У нее там армия гребаных адвокатов.

Обмен репликами становится язвительным и, самое главное, совершенно бессмысленным: на что бы Роуэн ни решилась – какую бы грязь ни собралась всколыхнуть, – никто из нас ничего не сможет с этим поделать.

– Давайте сосредоточимся на нашей работе, хорошо? Следующей будет попытка закрыть дело Ричарда Суонна. У Королевской прокурорской службы еще есть некоторые вопросы. Им там нужно принять решение относительно формулировки обвинения. Знал он или не знал? Мы еще раз попытаемся получить какие-то ответы, ведь у него было время обдумать свое положение. Его привезут сегодня. – Я оглядываюсь по сторонам. – У кого-нибудь есть что-нибудь еще? Нет? В таком случае убедительная просьба как можно скорее подготовить остальные документы по этому делу. Нам нет смысла тянуть резину.

* * *

Проблема с Уитэмом заключается в том, что, какой бы маршрут вы ни выбрали, всегда есть риск, что в силу вступит аграрный фактор. Двадцатиминутная поездка из-за медленной сельхозтехники или огромного стада легко может занять вдвое больше времени, а под проливным дождем – еще больше. Что в значительной степени объясняет далеко не радостное настроение Иэна Барнетсона, когда они наконец сигналят перед поворотом на Оук-лейн.

– Вообще-то, мне его от души жаль, – говорит Паттергил, нарушая молчание. Дождь льет как из ведра, и они почти ничего не видят перед собой, даже когда дворники работают на полную катушку.

– Кого? Суонна?

– Да. Подумай сам, каково было бедняге узнать, что он по ошибке укокошил собственного внука? Даже если он и думал, что тот давно мертв.

– Мы не знаем, была ли это ошибка, – мрачно говорит Барнетсон.

Паттергил недоуменно смотрит на него:

– Это они тебе сказали? Отдел уголовного розыска?

Барнетсон поворачивает голову и смотрит в окно.

– Куинн дал мне довольно веский намек. По его мнению, жена определенно знала, кто он такой. Если не до, то после уж точно.

Паттергил издает тихий свист:

– Вот те раз!

Теперь к ним приближается грузовик, и дорога недостаточно широка, чтобы разъехаться. Паттергил съезжает на обочину и останавливается.

– Но зачем пожилой паре желать его смерти? Ведь это же черт знает что.