С небом наперегонки (СИ)

вне прибыли, вне времени, вне территорий,

кем мнюсь тебе, в ознобе насыщенья век:

- Ату!

Ату его!

Ату! - Поэт!

- О нет!

Я не прошу

меня любить...

Совсем уж вне богемного плеча Монмартра,

взашей пинками и ляганьями канкана

в пустыню вытолкан, в объятия тамтама:

- Ату!

Ату его!

Ату! - Поэт!

- О нет!

Я не унизился

до просьбы

о пощаде...

СНЫ

Когда сегодня утром

ты проснулась,

с твоих ресниц испил я

печали-сны

непоявившихся на свет

твоих детей -

и слово "осень"

накатилось на уста,

а я сказал "люблю",

не в состоянии

произнести "прости",

и посвятил тебе

все свои будущие сны,

в которых

ты нашим утрам

даришь имена детей,

спивая детство с глаз моих...

ВОСПОМИНАНИЕ

Ночами двадцать пятый час, как дежавю -

Моя бессонница - упрямая колдунья,

И в бездну полночи бессильно я плыву,

Отрезан маятником ката-полнолуния

От соблазнительного берега стола,

Где ждёт священных чар открытая страница,

Обнажена, в своей невинности бела -

И жаждет слов, как простодушная юница...

О, воплощённый спором мрака и свечи

Слепящий всполох, лист, открывший сердце смело,

Прости - я боль твою, не в силах залечить,

Воспоминанием травлю огненноперым:

Меж Мнемозины и Гипноса равных царств -

Короткий сладкий миг коронованья тайны,

Что в жизни ведают единожды сердца,

Уста целуя откровения устами!

Фатальней, глубже покаянья дурака

О жизни зряшной, этот миг вогнался в сердце -

Ему бездонность ночи - ножны для клинка,

Чья сталь сломалась в ране, как в руке младенца.

Шаг до окна, второй... как будто два крыла,

Подбитых влёт - ещё недавно мощных, гордых

Полётом, властью... Словно махи (раз... и два...) -

Жест полнолуния в бессилии исхода.

ЧЁРНО-БЕЛОЕ ФОТО

Зима - это белый скелет

Истлевшего лета

С глазницами, полными чёрной тоски.

Зима - это грубо оборванный лепет

Рассвета о собственной розовой нежности.

Зима - белый с серыми жилками мрамор

Бескровного,

Забальзамированного морозом дня,

Когда медленно падает мне на ладонь

И тает холодной белой звездой

Снежинка,

Как на ладонь Бога

Медленно опускается и тает

Душа новопреставленного праведника,

А в амфитеатре пространства

По широким трибунам горизонта

Медленно поднимается холодное сияние

На золотой престол солнца,

Но короток день -

И вот уже узкое горло сумерек

Давится клубком заходящего солнца -

Его жгучую слёзно-красную горечь

Так болезненно сглатывает горизонт

С резким взмахом зари - прощальным...

Тогда - короткие сумерки,

Как вырванный из рук нищего

Последний кусок хлеба;

А потом - длинный, длинный, длинный

Взгляд ночи,

В нём то, что остается в глазах,

Видевших казнь невинных;

И дрожь звезд пронизывает небо,

И так до рассвета ...

0 это время

На перекрестках мрака и одиночества!

Бывает, приходят слова

И просятся в строки,

Бывает я их записываю,

Но зима - это:

- Черно-белое фото осени,

- Негатив лета,

- Рентгенография весны ...

И холодный черно-белый вой вьюги

Выдувает из душ всё тепло разноцветья

от мелодии пестрых воспоминаний о лете, любви...

Ты можешь звать зиму забвением,

Даже предательством -

Не надо преувеличивать,

Это всего лишь:

- Черно-белое фото нашей любви,

- Негатив твоей нежности,

- Рентгенография моих признаний.

СЕРГЕЮ ЕСЕНИНУ

Отговорив, как роща золотая

Березовым веселым языком,

Уходит юность, след свой заметая

Кружащих листьев золотым венком.

И ты один среди воспоминаний.

В пыланиях калиновых костров

Чахоточным ознобом стих, сгорая,

Сжигает бредь объятий и пиров.

Судьба, коль не в кабацкой буйной драке

Под сердце финский ножик саданет,

То вскрытым откровеньем вен карябит

Рыданьями отпетый анекдот.

И нам теперь жалеть, и звать, и плакать.

Как в старомодном ветхом шушуне

Старушка, Русь заполонила тракты,

Возврат твой ожидая при луне.

А смерти грех - босяцкая замашка

Простится за желание твое,

Одев пред смертью русскую рубашку,

Иконами утешить свой уход.