С небом наперегонки (СИ)

Что уже лишь во сне мне очей твоих пламя

Полыхнет и осветит полуночный мрак -

И проснусь я в ознобе, и вновь между нами

Полнолуния волчий оскал, боли шрам.

Что ж, когда для тебя слишком мелко и скудно

Прозябанье под сенью любви и судьбы,

Коль тебе соловей надоедлив и скучен

И для радости мало дождя и грозы,

Улетай, улетай же за ветром наживы,

И в неоновом блеске реклам утони,

Примеряя наряд иностранных пошивов,

Не забудь только росы лугов отряхни.

Нет не росы, а слезы рассветов щемящих

Отряхни с ног босых, навсегда позабудь

Поцелуев огонь, предзакатную яшму

Соловьиных садов, позабудь, позабудь!..

УТРО

Осеннее сонное утро,

Туманы стоят над рекой,

Рыбацким суденышком утлым

Плывет серп луны молодой.

Люблю предрассветную темень,

Её отрешенную тишь,

Когда, во вселенной затерян,

Ты с Богом самим говоришь.

И нет на душе недомолвок,

Смысл ясен последней из тайн.

И грех твой простит и замолит

Безбрежно-осення даль.

Вот-вот расплывется зарница

В полнеба кровавым пятном,

Как будто Христа плащаница

Прославлена раны огнем.

БЕЛОЕ И КРАСНОЕ.

АЛИБИ ПЕРСЕФ0НЫ

А хорошо - уже не надо умирать,

ведь сердце - лишь насос для перекачки крови,

верней, не крови - красной гущи забытья...

Как хорошо, что пульс так мерно ровен...

Теперь я знаю - красная, заката цвета,

Эдема корни омывающая, Лета.

Вот только жаль, весна еще меня тревожит

самозабвенною неистовостью соловья.

Как сладостно на белоснежном зимнем ложе

всепоглощающего хлада сон вкушать.

Теперь я знаю - белым саваном одета

бесповоротность вьюжного зимы завета.

И с обреченностью калины на снегу

заиндевело "жизнь" (иль "смерть") на камне губ.

БЛЕСК И НИЩЕТА

ЭЛЕКТРИЧКИ

1.

Расписаньям движений сдаваться на милость,

пунктуальностью их прописной поверять

и свиданий восторги и будней унылость,

все часы вопрошать - "не пора ль? не пора ль?"...

Я с утра уж в бреду, в полусне электрички,

как в болоте забот по макушку, бреду,

возвожу до поэмы сограждан привычку

между прозою станций закончить главу

опостылелой сплетни, вчерашней обедни

разносящую злой, затихающий звон...

В отрешенности тамбурной начисто съеден

межвагонной прослойки точеным звеном

откровенности пыл, что в дыму сигаретном

разъедает слова, языки и глаза:

анекдотов злорадным огнем не согреться -

остывающим ядом сердца ли связать...

2.

Это было весной. Суете предрассветной

все равно, что январь, что апрель на дворе.

Пассажиров служа маете, нетерпенью,

долго маялись в жалобах створки дверей,

терпеливо сносящих локтей поруганье,

не предвидящих даже, что им вознестись

предстоит через миг в этом муторном гаме

до высот откровенья небесных кулис.

На заплеванный пол он ступил, как когда-то,

очевидно, подмостки ногой попирал,

болью падшего ангела взгляд был богатый,

след погибшей эскадры так чтит адмирал.

Сквозь небритость лица, как сквозь лед, проступала

глубина, отчеканенных Гнесинкой черт:

детство, полное тайных гармоний, сияло,

юность, консерватория, взлета успех...

И в разлете бровей, в уст изломе читались,

покоренного музыкой зала, восторг,

дань привычная аплодисментов, от славы усталость

и расчеты с судьбой, неуместен где торг.

Бесконечность вагонных пустых пересудов

восклицательным знаком на миг оборвав,

вопросительным знаком он плечи осунул,

словно в плоть свою сирую душу, вобрав

свой шикарный баян, блеск его обрамляя,

на заплате заплата, одежд нищетой.

Я стиха своего в этом месте названье

роковым Валтасара прозреньем прочел...

3.

Как играл он! Играют так с берегом волны,

с ветвью ветер, с мечтой, с синевой облака,

так играют признанья впервые влюбленных,

и с угрозами тьмы так играет закат.

Искушенным порханьем наития пальцев

испещряя покорные клавиш ряды,

он ли, Бог ли созвучий парнасские пяльцы

в руки паркам отдал, чтоб Огинский судьбы

своей нить пронизал сквозь иглу электрички,

заоконных мельканий сшивая печаль

с полонезной печалью далекой Отчизны,

всех судьбою единой на миг нас связав.

О, изгнанья Отчизна, приют вдохновенья,

нам явивши посланника горьких утрат,

не взыщи - пятаков лишь презренною медью

может век наш твоим откровеньям воздать...

НОЯБРЬСКАЯ ВЬЮГА

Разлуки кочевая карусель,

кичащаяся холодом, услада

с высот надменности лихих измен

небрежно бросить - "не проси, не надо...".

Рассыпан поздней осени колосс,

разбитых вдребезги сердец осколки

снуют колючим мельтешеньем слез:

"не надо, не проси, не плач..." - что толку...

Все толще погребальный снега рост,

все глубже теребят утрат воронки,

" не надо слез" - какой с метели спрос:

снежинки на губах - пресны ль? солены ль?..

"ПОДЕЛОМ"

или

"ЦЕНА ЛЮБВИ"

Трагедия в трех улыбках и одном многоточии...

I.Любовно-денежное...

И поделом мне - не мыкал бы тину,

тенью барышной сплоченных, ресниц,

в гневе бессребряных взоров окинув

стан немотой, а не звоном монист.

2.Рекламное...

И поделом мне - не мнил бы я мину,

небо на нёбо сменивших, зарниц

профилем Зевса: огонь ведь сей минет

и подмигнет - будь хоть гордо, хоть ниц.

3.Фотомодельное...

"Ахи" острожные Гретхен согреть ли

вспышке - "снимайте, пока доболит!":

вынь осторожней, как шею из петли,

девственность боли - насыть объектив.

... ... ...

Вот он - стою со своим "поделомом":

кто позовет ли куда - не пойду!

Наперевес с "поделомом", как с ломом: