С Невского на Монпарнас. Русские художники за рубежом

«Мы не должны просто избегать Люцифера, а должны завоевать его силы для наступательного движения человеческой культуры. То же и с Ариманом… во взаимодействии зла и добра, в объединении силы становятся плодотворными именно в состоянии равновесия, которого мы должны добиваться в жизни, учась в определенной степени овладевать ариманическим и люциферическим…».

«Меня пишет Браз…»

Во Франции есть два уголка, где на память мне с неизменностью приходит имя известного русского художника-портретиста и пейзажиста Осипа Браза. Второе из этих мест, несмотря на его чудную зеленую красоту, воспоминания вызывает обычно печальные, тогда как первое, в значительной степени утратившее свою былую зеленую прелесть, наводит на очень милые воспоминания — о Чехове, который как бы «нанюхался хрену» о влюбленных «антоновках», так высоко ценивших в мужчине не только стать, но и талант, о губернаторше с кошачьей накидкою на плечах. Так что, рассказ я, пожалуй, начну с первого воспоминания (не знаю, надо ли оговаривать, что воспоминания мои по большей части книжные, почерпнутые из чужих писем и мемуаров, ибо самому мне пока не исполнилось ни 90, ни даже 80, и ни с Осипом Бразом, ни с Антоном Павловичем Чеховым, ни даже с Горьким и Бенуа я лично не был знаком. Однако, места эти, в которых я бываю нередко и о которых берусь поговорить, они целы, и русский след там вполне различим…

Итак, первое из упомянутых мной в связи с художником Осипом Бразом мест находится на Лазурном Берегу Франции, в курортной Ницце. Там, на улице Гуно, в пяти минутах ходьбы от городской железнодорожной станции и в десяти минутах ходьбы от моря и английского променада стоит до сих пор в поредевшем садике былой русский пансион. Нынче там, как и в старину, гостиничка «Оазис», довольно дорогая, но все же не слишком — всего три звезды. Для нынешних русских она слишком скромна, так что селятся в ней среднего достатка нынешние американцы, хотя, по моему непросвещенному мнению, селиться-то в ней пристало бы в первую очередь русским. Впрочем, и русские, и местные власти недавно проявили к этой гостиничке редкостное внимание — наляпали на стену огромный и довольно безвкусный «чеховский» барельеф, а замусоренный тупичок на другой стороне улицы Гуно переименовали в улицу Антона Чехова, отметив тем самым столетие со дня смерти писателя.

Чехов в этом русском пансионе провел однажды много счастливых месяцев 1897 и 1898 гг., а потом даже приехал сюда вторично, только уже ненадолго, потому что был к тому времени женат и, понятное дело, озабочен. Ну, а в первый-то приезд, несмотря на чахотку, Антон Павлович был беспечен и весел, грелся на зимнем ривьерском солнышке, читал французские газеты, рассказов почти не писал, а писал смешные письма влюбленным в него молодым женщинам, которых в его кругу прозвали «антоновками». Одну из них, молодую художницу Александру Хотяинцеву, Антон Павлович даже заманил в гости, сообщив в письме к ней, что пансион его недалеко от станции — спустишься по лесенке и пройдешь чуток по улице Гуно. Еще он сообщил, что кормят в пансионе на убой, русская повариха, прижившая черную доченьку от какого-то матроса, готовит отлично, а стоит здесь все — и комнаты, и питание — просто смехотворно дешево. И молодая художница приехала, развлекала как могла Антона Павловича, а соседки по пансиону, жены отставных губернаторов и предводителей дворянства, передавали друг другу шепотом за завтраком, что вот, дескать, незамужняя дама выходит очень поздно из комнаты холостого неодетого мужчины, какой конфуз… но в конце концов, Антон Павлович подружился и с этими уездными дамами, охотно обсудил с ними наилучшие способы игры в Монте-Карло, а также успешные эскапады поварихиной черномазой доченьки, которая подрабатывала чем-то таким заполночь на панели близ Английской Набережной.

К Чехову часто заходили в пансион приезжие русские литераторы, а также заезжал умнейший человек, профессор-социолог Максим Ковалевский, у которого возле Ниццы, в Болье, была небольшая вилла. А однажды пришел к Чехову — сюда же, на улицу Гуно — известный художник Осип Браз, Чехов сообщил в письме молодой и любезной художнице Александре Хотяинцевой:

«Меня пишет Браз. Мастерская. Сижу в кресле с зеленой бархатной спинкой. En face. Белый галстук. Говорят, что и я, и галстук очень похожи, но выражение, как в прошлом году, такое, точно я нанюхался хрену… Кроме меня, он пишет также губернаторшу (это я сосватал) и Ковалевского. Губернаторша сидит эффектно, с лорнеткой, точно в губернаторской ложе, на плечи наброшен ее кошачий мех — и это мне кажется излишеством, несколько изысканным…».