С открытым сердцем. Истории пациентов врача-кардиолога, перевернувшие его взгляд на главный орган человека

Хотя Гиббон был сдержанным исследователем, который чувствовал себя комфортнее при работе с пипетками, чем с людьми, он рыдал над телом этой молодой женщины. Ее смерть стала для него откровением. «Той долгой ночью, – сказал он в 1970 году, – беспомощно наблюдая за тем, как пациентка сражается за свою жизнь, в то время как ее кровь становится все темнее, а вены все сильнее вспучиваются, мне пришла в голову мысль о том, что, будь у нас способ непрерывно извлекать часть синей крови из вспухших вен пациентки, насыщать ее кислородом и позволять углекислому газу выветриться, а потом непрерывно закачивать теперь уже красную кровь обратно в артерии, то у нас был бы шанс спасти ей жизнь. Мы бы выполнили часть функций ее сердца и легких в обход тромба».

Гиббон и его научный ассистент, жена Мэри Хопкинсон, посвятили достижению этой цели всю свою научную деятельность. Наставники отговаривали его, считая, что его чрезмерные амбиции пригодились бы на менее рискованных проектах. Черчилль воспринимал идею своего подопечного без энтузиазма. В академической медицине, как тогда, так и сейчас, недолюбливают проекты, требующие огромных вложений средств и времени. В условиях, где человек или публикуется, или теряет влияние, нужно было регулярно «светиться» в наиболее солидных медицинских журналах. Наставники Гиббона советовали ему заняться более рутинными задачами, которые позволят несколько видоизменить существующую парадигму, но не будут пытаться ее заменить.

Тем не менее Гиббон обладал потрясающей, даже для медицинского исследователя, целеустремленностью, а потому продолжил изыскания в интересующем его направлении. Он посвятил тридцать лет своей академической карьеры одной большой цели, достижение которой впоследствии навсегда изменило медицину.

Перед Гиббоном стояла задача инженерного характера – как выкачать кровь из тела, оксигенировать ее в машине из металла и пластика так, чтобы она не свернулась[34], а потом закачать ее обратно в тело для поддержания жизни в органах и чтобы в ней не образовались пузырьки воздуха.

Для экспериментов Гиббону нужны были животные. Они с Мэри поначалу проводили их на бродячих кошках с улиц Бостона, которых ловили в холщовый мешок на приманку из тунца. Они приходили в лабораторию рано утром, потому что подготовка к эксперименту занимала несколько часов. Они вводили кошку в наркоз, делали трахеотомию, подсоединяли животное к аппарату искусственного дыхания. К середине второй половины дня все было готово к проведению основной части эксперимента – из животного надо было извлечь кровь, пропустить ее через аппарат, пока сердце было остановлено, а потом закачать кровь обратно в тело так, чтобы животное выжило. Методом многих проб и ошибок они выработали схему действий: изолировать сердце кошки, перевязав основные вены и артерии; отводить кровь из вены в голове со скоростью порядка половины банки газировки в минуту; тонкой струйкой провести ее по крутящемуся металлическому цилиндру в почти полностью кислородной среде, позволяя крови вобрать в себя кислород и выделить углекислый газ посредством диффузии; собрать кровь внизу цилиндра, подогреть ее и вернуть в артерию на ноге животного с помощью воздушного насоса, купленного Гиббоном за пару долларов на барахолке недалеко от больницы. Мэри потом рассказывала: «Мы оставляли зажим на легочной артерии как можно дольше, пока, на наш взгляд, это не становилось непосильным для кошки или пока не сбоил аппарат, но всегда оставалось предостаточно причин для провала».

Их аппарат состоял, по описанию Гиббона, из сочетания «металла, стекла, электромоторов, водяных ванн, электрических переключателей, электромагнитов, <…> которые вместе казались какой-то абсурдной машиной Руба Голдберга». В течение 1930-х годов машина претерпела ряд изменений и постепенно разрослась до размеров рояля. Какой бы неэлегантной она ни была, она работала. К концу десятилетия Гиббон мог поддерживать жизнь в кошках и собаках в течение нескольких часов и, что самое важное, отключить их от аппарата жизнеобеспечения так, чтобы у них успешно возобновились функции сердца и легких. В 1939 году Гиббон опубликовал результаты своих изысканий в работе под названием «Поддержание жизни в ходе экспериментального перекрытия легочной артерии с последующим выживанием»[35]. Он позже писал: «Я никогда не забуду тот день, когда мы смогли полностью закрутить зажим на легочной артерии при подключенном экстракорпоральном[36] цикле, и давление животного осталось прежним. Мы с женой бросились друг другу в объятья и танцевали по лаборатории, смеясь и крича: „Ура!“». Он добавил: «Хотя меня, как и всех, невероятно радует мысль о том, что операции <на сердце> теперь проводятся ежедневно и по всей планете, ничто в моей жизни не способно затмить экстаз и восторг того танца с Мэри в лаборатории старого здания Bullfinch Массачусетской многопрофильной больницы»[37].