С отрога Геликона

Ясон посещал теперь свою невесту уже не тайно, а вполне открыто на правах жениха. От общения с ним Медея не отказывалась, но стала с ним сдержанной: поцелуев, не говоря уже о прочих вольностях любви, она не допускала. Тем не менее, именно ему одному, единственному за исключением учителя, она рассказала истинную историю с Пеплой и всю подоплеку наказания, которое сама на себя наложила: Ясон узнал и о тайных зельях, и о том, как одно из них стало причиной мнимого выздоровления девочки. Он не верил до конца в серьезность ее слов, как, впрочем, и в рассказы о ее сестре, огнеметательнице Кирке, но на всякий случай решил для себя внять просьбе Медеи и хранить услышанное в тайне.

Геракл, которому Орфей был несказанно рад возвратить свой начальнический пост, держал совет с Ээтом. Решено было дожидаться искупления медеиной вины по крайней в течение двух месяцев после летнего солнцестояния. Это позволяло аргонавтам благополучно вернуться домой до осенних северных ветров. Обеим сторонам хотелось скрепить союз племен браком.

Глава 11.

– Медея! – слышала будто сквозь сон дочь Ээта тоненький девичий голос. – Медея!

Постепенно к голосу прибавилось и видимое обличье. Перед глазами у нее порхала бабочка. Медея уже видела ее, совсем недавно, буквально только что. Сама она будто бы лежала на цветущем лугу. Ветер колыхал над ней колокольчики и лилии, и эта бабочка с голубыми волнистыми крыльями летала кругом от цветка к цветку, а теперь почему-то решила заговорить с ней. Присмотревшись, она увидела, что это вовсе не бабочка, а скорее человечек на таких же, как у бабочек, хрупких, но удивительно красивых крыльях. Две малюсенькие ручки, две ножки, туловище и головка с лицом малыша, коротко стриженные волосы, даже одежда – голубое платье и золотая, блестящая на солнце диадема – все было у этой бабочки вполне как у людей. Присмотревшись еще пристальнее, Медея заметила черты лица: это была девочка, совсем малышка с пухлыми розовыми щечками, узкими губками, как у Пеплы и такими же, как у нее, темно-синими глазами. Врачевательница вдруг вздрогнула: носик девочки – на нем была большая черная, засохшая болячка. Такая появлялась у Пеплы на носу дважды за ее короткую жизнь вслед за пузырьком.

– Пепла, неужели это ты? – приподнимаясь, спросила у бабочки Медея. Бабочка вспорхнула выше.

– Ну конечно же я, Медея! – ответил тот же тоненький голосок. На лице девочки была улыбка. Когда Пепла была жива, ее очень редко видели улыбающейся. Дочь Ээта раскрыла перед собой ладонь, и бабочка в нее опустилась и сложила за спиной волнистые крылья.

– Так вот какой ты стала, милая моя Пепла! Но болезнь тебя все-таки не отпускает…

– Ты имеешь в виду это? – девочка показала на свой пораненный носик.

– Ну да…

– Так это не болезнь, – рассмеялась Пепла. Она потерла носик ладошкой, и болячка исчезла. – Это просто, чтобы ты сразу меня узнала.

– Пепла, ты прости меня…, – принялась было оправдываться дочь Ээта, но Пепла перебила ее:

– Не надо ни в чем извиняться. Давай лучше я все по порядку расскажу: поскольку ты оказалась девочкой… ну… не очень послушной, меня попросили присматривать за тобой…

– Присматривать? Попросили? Но кто?

– Та, кто одарила тебя даром врачевания, – таинственно сказала Пепла.

– Неужто Дали?

– Она самая.

– Тогда продолжай.

– Я буду время от времени приходить к тебе, если ты не возражаешь… тогда, когда буду видеть, что нужна тебе…

– Это значит, сейчас ты считаешь, что нужна мне?

– Конечно нужна… Я вижу, как ты напрасно страдаешь…

– Напрасно? Разве я не несу заслуженное наказание?

– Медея, ведь ты из тех, кто предпочитает дело унылому покою…

– Разве я мало делаю?

– Не мало, но радость совсем пропала из твоей жизни.

– Это правда.

– А вину свою тебе следовало бы искупать с радостью!

– Но какое же это тогда наказание?

– А почему это должно быть обязательно наказанием? Ведь для тебя главное – это труд, а труд еще как может быть в радость!

– Но Пепла, я ведь делаю очень не мало, ты только что это признала сама!

– И тем не менее, тебе правильнее было бы сейчас заняться другим…

– Чем же?

– Ну как? Вот смотри: я умерла, то есть перестала жить среди вас, людей, так?

– Так.

– Разве не твой долг исправить это, позаботиться о том, чтобы вместо меня среди вас жил кто-то другой?

– Это было бы справедливо. Только как мне это сделать?

– Ну это ты взрослая, тебе виднее, – с детской хитрецой в глазах захихикала Пепла. – Боюсь, мне не узнать этого уже никогда.

– Прости…, – задумалась Медея и потом вдруг снова подняла голову и посмотрела в светящиеся пеплины глаза. – Так что же, мне можно уехать с Ясоном?

– Ну, если для этого нужно уехать с ним, то да!

От захлестнувшего ее восторга Пепла широко раскрыла глазки и вспорхнула с ладони.

– Ты не шутишь и не играешь со мной?

– Медея, какие могут быть шутки?

– И ты не оставишь меня даже если я уеду?

– Нет, я же сказала: буду приходить, время от времени…

Крылья уносили Пеплу дальше и дальше. Она стала опять похожа на бабочку и запорхала от цветка к цветку.

– Пепла, прости меня! – крикнула ей вслед Медея.