С отрога Геликона

– Да, брось ты! Главное – живи и радуйся. Увидимся с тобой! Быть может, скоро.

– Счастливо! – еще раз напоследок крикнула врачевательница. Голос девочки тихим эхом звучал у нее в голове. Она открыла глаза в лечебнице, в той комнате, где когда-то висела пеплина люлька, и поправила подушку себе под спину, чтобы сесть.

Как же много изменилось для нее за прошедший после возвращения из Зибы месяц! Тогда, словно несомая горным потоком, она готова была излиться в море – немедленно взойти на корабль аргонавтов и легко, безо всяких сомнений покинуть родные берега. Теперь она будто бы укоренилась еще сильнее, чем прежде на этом облюбованном ею когда-то островке, совсем как травы, которые она пересадила сюда из леса. Тут было все под рукою. Тут ни о чем не надо было заботиться: даже пропитание приходило к ней само по себе.

И все было бы хорошо, если бы не воспоминание о Ясоне, о его поцелуях и объятиях. Оно будто бы пробуждало внутри Медеи какого-то маленького, но хитрого и изворотливого зверька. Пока он был еще маленьким, и она могла его когда обмануть, а когда задобрить и убаюкать, но если – казалось ей – отпустить его на волю, из детеныша он станет взрослым ненасытным зверем. Рано или поздно он разорвет скрепы в основаниях ее жизни, и хрупкие сосуды воли и терпения, которые она тщательно, в течение многих лет наполняла ежедневным трудом, разобьются, не выдержав удара. Ей бы зелье, которым когда-то напоили Нагаза и Артибия, зелье, сохраняющее зверю его природную игривость и дарящее разум и ответственность человека. Но такого в Зибе не придумали даже для овец, чего уж было говорить о неведомом зверьке любви, пробуждавшемся внутри Медеи. Укротить и приручить его могла только она сама.

«И чего я испугалась? Я видела людей без рук и без ног, извивающихся от боли. В конце концов, эту несчастную девочку. Даже это не лишило меня самообладания. И это именно она меня подталкивает теперь к тому, чтобы уплыть. Неужели я не смогу совладать со своей любовью?» – думала про себя дочь Ээта. Она вспомнила предостережение Аталанты тогда, на горячем источнике у Старой крепости. «Но ведь я не хочу отказаться от самой себя так, как это сделала ты,» – возражала Медея невидимому собеседнику в лице охотницы.

Еще она вспомнила, что с того времени, как начала отбывать свое наказание, ни разу не пользовалась никакими притираниями для лица. В Зибе их знали огромное множество, и именно с них начинали обучение девочек: ведь красивое и здоровое лицо – забота любой юной особы. Так на понятном примере им показывали действенность навыков, которые им предстоит приобрести, не обрушивая сразу на неокрепшие девичьи души бремя тяжелых недугов. Так же поступила Медея и со своими ученицами. Небольшие порции этих снадобий она даже отдала девочкам домой, чтобы не только они сами, но и их домашние – бабушки, матери, сестры – испробовали их на себе и убедились в том, что Медея привезла из Зибы по-настоящему полезные секреты. Лечебница ведь тогда только-только открывалась.

Вспомнив о притираниях, Медея встала и побежала к умывальнику у печи, чтобы посмотреться в зеркало, но было еще недостаточно светло. Тут послышался плеск весел, а затем легкие шаги по ступенькам. Когда отворилась дверь, дочь Ээта повесила зеркало на крючок и качнула его пальцем.

– Доброе утро, Квирила, – поприветствовала она бодро прискакавшую к печи ученицу. – Что-то ты сегодня рано. Ты ведь вроде бы справилась с бессоницей.

– Здравствуй, Медея, – ответила Квирила, в спешке раздувая угли. Было уже достаточно тепло, чтобы не топить ночью. – Все-таки, тебе надо уехать.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что мысленно ты уже не с нами. Вчера мы договорились наутро сделать на несколько дней вперед настоя женских кудрей.

– А где была я? Может быть поливала лесные травы?

– Да нет. Как сейчас помню, перебирала вот здесь какие-то коренья и наверняка слышала. Но ты давно моешь голову одной водой. Потому, может, и пропустила мимо ушей.

В самом деле, и про это средство из особого папоротника, к которому с удовольствием прибегали все девушки, Медея напрочь забыла.

– Скажи мне, Квирила, – спросила она, – только честно. Как я выгляжу?

Квирила бросила на учительницу беглый взгляд.

– Ты уставшая, – ответила девушка, продолжая заниматься печкой. – Очень уставшая. Тебе бы отдохнуть, покушать хорошо, погулять, поваляться на лугу. Знаешь, даже когда Пепла была у нас, ты хоть и не спала ночами, но выглядела намного лучше.

– Эх, Квирила-Квирила… Представь, я только что лежала на лугу.

– И что?

– Я видела Пеплу во сне… Она тоже считает, что мне надо уехать.

– Вот ведь: и после смерти тебе покоя не дает!

«Да ну тебя!» – с обидой сказала в сердцах Медея. Она отвернулась от занятой у печи Квирилы и стала осматривать развешенные на стене запасы сушенных трав.

– Эй, ты что обиделась? – спросила ученица. Она бросила заниматься «кудрями» и подошла к Медее.

– Смотри, – указала дочь Ээта на стену, – анемон заканчивается. На луга в низинах мы уже опоздали. Прийдется отправиться в горы.