— С какой стати? Не думаешь, что слишком много на себя берешь? Да какое право ты имеешь разговаривать со мной в таком тоне? Ты мне кто вообще?
Совершив непозволительную глупость, она нарушила мое личное пространство. Замахнулась для удара кулаком в мою грудь, но была остановлена моей же рукой. Стиснув со всей силы тонкое запястье, я дернул ее на себя. Впечатал в грудь, выбив изо рта судорожный всхлип.
Глаза в глаза. Ее порывистое дыхание на губах. Опьяняющее. Всесильное. Дышать бы только ею. Смотреть бы только на нее и не видеть никого больше. Сжать бы ее в своих руках. Обнять крепко, вдохнуть ванильный аромат тела и прошептать ей:
И тут вдруг лязгнуло что-то по башке со страшной силы. Будто обухом шарахнуло по темечку. Осознание. Это осознание пришло. Лина больше не моя. И никогда не станет моей. Поезд ушел. Потому что меня не устраивают объедки. И все из-за запаха, исходящего от нее. Пряного запаха, который не принадлежал ей.
Это его? Того козла?
Чужой аромат стоп-краном подействовал на меня. Он обрубил все мысли о ней. Я резко разжал свою ладонь и, склонившись к ее лицу, с хрипотой прошептал на ухо, но отнюдь уже не то, что изначально планировал:
— Я тебе никто, равно как и ты мне. Иди домой, сталкерша! Помойся, а то воняешь! — не увидев никакой ответной реакции, а только оторопь в стеклянных глазах, я яростно процедил у ее виска то, что говорил всякий раз, когда нуждался в ней: — Вали, я сказал! Скройся с глаз, пока не урыл!
Несколько секунд замешательства и... подействовало. Лина отшатнулась от меня, развернулась и кинулась к своему дому.
— Каким был придурком, таким и остался! — вякнула скрипуче, словно плакала. — Придурком и сдохнешь!
— Лучше подохнуть, чем жить с тобой со соседству! — бросил напоследок, подождал, пока она скроется у себя.
Никуда ты, сука, одна не пойдешь ни в восемь, ни в девять, ни в десять. Я клянусь. Надо будет, дом забаррикадирую! Но не выпущу одну, пока не захочу.
— Дрянь... Вот же дрянь мелкая! — ворчал, вламываясь к себе на всех скоростях и чуть ли не на бегу скидывая кроссовки.
Переводя дух, я лбом уткнулся в металлическую поверхность двери. Холодный металл остудил голову, но не до такой степени, чтобы забыть о случившемся.
— Ну, и о ком ты так пылко отзываешься? — напугал меня отец, спускающийся по лестнице.
Покосился на него и через губу ответил:
— Ни о ком.
— Ага, как же ни о ком? — прыснул он, вставая рядом. Нервируя меня.
Промолчал, прикусив язык до металлического привкуса. Полагал, отец поймет, что мне сейчас не до болтовни. Не понял. Его тяжелая рука опустилась на мое плечо.
— Север, что случилось? — тревожно поинтересовался. — По какой причине тебя так трясет?
— Не лезь, — резко повел плечом, скидывая с себя его руку, и сморщился словно от боли. — Иди, куда шел.
— Тогда, может, хотя бы от двери отойдешь?
Выпрямившись, сместился левей, освобождая проход. Однако отец с места не сдвинулся.
— Слушай, а...
— Ну попросил же не лезть! — рявкнул я, срывая злость еще и на отце.
— Да не лезу я. Ты достаточно взрослый, чтобы разобраться со своей проблемой самостоятельно.
— С какой еще проблемой? Нет у меня никаких проблем!
Отец хмыкнул недоверчиво, заставив меня посмотреть на него. Зря. Сейчас он понял все по моим глазам.
— Вероятно, с той самой, которая довела тебя до приступа бешенства. Уж не знаю, чем Зорина тебя так разозлила, но лучше тебе держаться подальше от этой девчонки, — послышались стальные нотки в его голосе, во взгляде также плавилась сталь.
— Чем лучше-то? — едва ли не заныл подобно избалованной девчонке. — С чего бы вдруг мне держаться от нее подальше?
Она — моя! Моя! Ясно?