С палаткой по Африке

Раздались первые звуки. Женщины и дети вскочили с мест и бросились бежать. Храбрые воины бакаонде даже посерели от страха (побледнеть они не могут из-за темного цвета кожи)… Вскоре, видя, что ничего страшного не произошло; женщины и дети вернулись. Я, как мог, старался успокоить гостей и предложил вождю подойти со мной к самому аппарату и осмотреть европейское чудо. Хорошенько ощупав граммофон, вождь заглянул в трубу и был очень разочарован тем, что не увидел маленьких человечков, которые пели внутри нее.

Граммофон привлекал внимание только тех африканцев, которые видели его впервые. Познакомившиеся с ним однажды, правда, прислушивались к музыке, но не выражали удивления — они были убеждены, что это одно из проявлений колдовства, которым владеют белые пришельцы.

Жителям Касемпы не давали покоя леопарды. Не проходило дня, чтобы они не задрали несколько кур или овец. Холмистая местность, поросшая густым лесом, мешала настигнуть хищников.

Перед нашим домом находилась довольно большая площадь, окруженная бамбуковой изгородью. Как-то вечером мы — трое или четверо европейцев — сидели на веранде. Одна из моих собак растянулась почти у самых наших ног. Мы беседовали, на веранде то и дело появлялись слуги, как вдруг на нас с рычанием ринулось что-то желтое. Прежде чем мы сообразили, что произошло, леопард исчез, унося с собой собаку.

В Касемпе я оставался недолго. Мне пришлось перебраться в Мумбву, расположенную всего в 10 километрах от Нинги, где находился медный рудник. Там работала целая группа инженеров и техников — европейцев. Я с ними все время поддерживал связь, так как в этом районе не было мухи цеце и можно было пользоваться лошадьми.

Я особенно сблизился с горным инженером Брекеном. Он уже давно жил в Африке и стал известным охотником на крупную дичь. На его счету было много львов, леопардов и других хищников, но ни одного слона. Брекен поручил моим заботам львенка, и он вырос у меня вместе с маленьким фокстерьером.

Оба «младенца» быстро подружились и не отступали от меня ни на шаг. Терьер спал на моей постели, а на полу я соорудил ложе для льва. Последний, однако, оставался на своем месте лишь пока горела лампа, и пес ревниво следил за тем, чтобы его права не нарушались. Как только я гасил свет, лев неторопливо подползал к моей постели и залезал в нее. Мне это особого удовольствия не доставляло, ибо раскладные кровати, какими пользуются в дебрях, не очень широкие. Пришлось соорудить себе настоящую «бурскую кровать». Делается она так: в землю вбиваются четыре стойки с поперечными рейками, а между ними продевают ремни из еще сырой шкуры антилопы, которые, высохнув, становятся столь же эластичными, как лучшие пружинные матрацы.

Лев рос гораздо быстрее собаки. Однако маленький терьер оставался хозяином дома. Крупный и сильный зверь безропотно следовал за песиком и принимал участие во всех его затеях. Впоследствии мне все же пришлось расстаться со львом. Завидев постороннего, он непременно избирал его объектом для игры. Правда, он никому не причинял вреда, но опрокидывал человека на землю и рычал, а если тот пытался встать, угрожающе поднимал лапу. Когда-нибудь это могло кончиться плохо. не говоря уже о страхе, который переживали люди, не знавшие особенностей характера моего домашнего льва. Впоследствии он украсил собой зоопарк в Форт-Джемсоне — главном городе Северо-Восточной Родезии.

Брекен, который подарил мне льва, умер смертью, необычной даже для охотников на крупную дичь. Опытный немврод выследил леопарда и пошел по его следу, отпечатавшемуся на высохшем русле ручья. Раненый леопард сделал крюк и неожиданно прыгнул с берега на охотника, свалил его на землю и стал яростно рвать. Брекен пытался вытащить из-за пояса охотничий нож, но это ему не удалось. Каждое движение жертвы вызывало новые удары лапой и новые укусы.

Африканец, несший ружье Брекена, спасся бегством. Когда же он отважился вернуться на место происшествия, леопард уже сдох. Моего друга доставили в лагерь, а оттуда — в больницу медного рудника, но спасти его не удалось.

Незадолго до смерти Брекен заметил, что не считает несправедливостью, если он, отправивший на охотничьи угодья вечности столько леопардов и другой крупной дичи, сам погибнет от когтей хищного зверя. Точка зрения, весьма характерная для склада ума этого пионера дебрей.

В Каломо я познакомился с английским капитаном, по фамилии Хемминг, который, подобно мне, носился с планами организации экспедиции. Мы подружились и при всяком удобном случае говорили о своих намерениях.

Однажды я повстречал Хемминга.

— Собирайся, и пошли в Тимбукту! — сказал он.

— Тимбукту?

Как мираж в пустыне, возник перед моими глазами Тимбукту, торговый центр на южной окраине Сахары, — вековая тайна Африки, раскрытие которой стоило жизни многим смелым путешественникам. Мне, разумеется, были известны описания Барта и Ленца.

Я не стал долго раздумывать.

— Ладно, согласен. Пошли в Тимбукту!