Беру в руки документы и морщусь от воспоминаний, которые проносятся в голове. Дорога, снег, абсолютное отсутствие видимости и паника. Пожалуй, впервые в жизни я до чертиков испугался не успеть. Пока пытался совладать с эмоциями, понял, что эти полтора часа по заснеженной трассе самые важные, когда нельзя было принять неправильное решение. Пока мчал, как сумасшедший, в аэропорт, план сам собой нарисовался в голове. Сейчас, анализируя, понимаю: действовал наудачу. Только внутренняя вера в чувства Лии и стойкое убеждение, что такой “побег” — ее попытка спасти меня от тюрьмы, двигали мной в тот момент. Первым делом пробил по своим каналам и удостоверился, что заявление Серганов отозвал, а документы забрал. Все-таки в критических ситуациях мозг заточен думать субъективно — это и навело на мысль — позвонить Вере, которая едва ли не единственная, кто мог выкрасть эту папку. И тут прямое попадание. На тот момент мать Алии уже неслась в аэропорт, не дозвонившись дочери. На руках были те самые документы, из-за которых моя девочка начала всю эту заваруху. Дело оставалось за малым: найти способ усмирить Серганова и показать ему “его место”, иначе мы бы так и продолжали этот долбаный “вальс” с угрозами. Раз уж столкновения лоб в лоб было не избежать, а, как известно, “клин клином вышибают” — пришлось-таки давануть на спусковой крючок. И тут в игру вступили Гай с отцом, бывшим полковником ФСБ. Обыграли задержание, разыграв пьесу, как по нотам, хотя по факту: арест, наручники и участок — все фальшь чистой воды.
Пока что.
Пока вот это самое дело на Серганова — в черной папке — у меня. А подбросил мне его, как бы мелодраматично не звучало, Кротков с припиской:
На хера ему это надо? Возможно, решил моими руками устранить мешающего конкурента. Сам побоялся. Подбросил "бомбу замедленного действия" на заднее сиденье авто, давая возможность поступить с Сергановым точно так, как он собирался поступить со мной.
— Я сажать его не буду, — трясу несчастными бумажками и встречаюсь с упрямым взглядом Гая. — Это арест мне нужен был, только чтобы заткнуть Серганова и показать, что и на него тоже управа найдется. И лучше бы ему об этом не забывать.
— Темыч…?
— Не обсуждается, Гай. Я не опущусь до его уровня. Кто-то же должен остановить этот хаос последнего месяца.
— Смотри, тебе виднее, Стельмах, — хлопает по плечу друг. — В любом случае, если что, помогу, чем смогу.
— Спасибо, Макс, за все, — искренне благодарю друга. Если бы не его ненавязчивое присутствие в наших с Лией взаимоотношениях, многого могло бы и не быть.
— Ладно, молодежь, поехал я, — вздыхает отец Макса, посмеиваясь. — А то Ксения Степановна три шкуры спустит за то, что на совещание не приехал.
— Погоди, с тобой поеду, бать. Ксения Степановна мне по телефону уже все уши прожужжала, что сын дом не появляется.
— Приятно было познакомиться, Александр Маркович.
— Взаимно, Артем Валерьевич! — жмет протянутую мной ладонь отец Гая. — Если что, мой номер есть у вас. Жене привет.
— Ну, пока не жена, но в будущем…
— Надеюсь, скором, — лыбится Гаевский, точно, сейчас прилетит очередной подкол. — Выйдешь с участка, позвони, что да как. Да и держи в курсе по поводу состояния Лии.
— Продолжай.
— Что?
— Гаевский, я буквально слышу твои мысли, — ухмыляюсь, получая в ответ тычок в плечо кулаком.
— Ты про каблука? А, ну, так это само собой. Я тебя даже в контактах переименовал.
— Господи, хуже бабы!
— Тебе нельзя теперь о бабах думать. Но если вдруг будет нужен совет опытного, умудренного жизнью человека, обращайся, не стесняйся, Стельмах.
— Иди уже, Казанова хренов. Мы тобой поговорим, когда тебе Кати пинок навинтит. Скулить будешь похлеще моего. Но ты звони, если что. Я подотру твои слюни и слезы.
— Не понял?
— Колись давай. Давно?
— Что? — на лице друга выражение полной растерянности.
— Крышу рвет на помощнице Лии давно?
— Что ты к ней прицепился? Нет у нас ничего. — Упрямиться Макс, хотя у самого все на лице написано.
Подмигиваю, пропуская реплику мимо ушей. Сам не так давно рогами упирался в пол. К чему в итоге пришли? Да у меня второй ребенок родится через полгода.
Друг с отцом уходят, а я даю себе пару минут немного успокоиться и, наконец, захожу в кабинет. Серганов, вальяжно развалившись в кресле, ждет приезда адвоката. И не мудрено. Он-то думает, что его посадят.
— Где моя дочь и что с ней? — подскакивает Димыч с места, как только я появляюсь в его поле зрения. Вспомнил про дочь, уже хорошо. Вот только сам же ее до такого состояния и довел.
— В больнице, — цежу сквозь зубы с порога. — Стресс, нервный срыв и полный букет. Из-за твоего, сука, загона появилась угроза выкидыша, и запомни, Серганов! Если с ней или с моим ребенком что-то случится, я тебя закопаю! — хватаю за шкирку белого, как полотно, мужика и встряхиваю. — Я забуду про то, чей ты отец, чей ты дед, в порошок сотру. Понял меня?
— Руки убери! — рычит, но уже не так бойко, как пару часов назад. — Твоих рук дело?
— Что?