Нам не обязательно знать, что солнце коснулось кожи главного героя исключительно потому, что это произошло. Нам не нужно знать просто так, что она все еще чувствует во рту вкус клубники даже после того, как почистила зубы, воспользовалась зубной нитью и шесть раз прополоскала рот. Только потому, что рулевое колесо на ощупь кажется холодным. Ну, вы поняли. Нам нужно знать все это только в том случае, когда детали несут в себе какую-либо необходимую информацию. Например, давайте предположим, что героиня – назовем ее Люси, – трепещет при виде прохладного, сладкого, ванильного молочного коктейля. Кому это интересно, казалось бы? Но, сделав последний глоток, Люси падает в обморок, потому что она – диабетик; вот вам последствия. Было бы еще лучше, если бы мы получили какую-нибудь информацию о характере Люси, – может, с помощью того факта, что она выпила этот коктейль, писатель намекает, что перед нами гедонист, предпочитающий мимолетное удовольствие своему здоровью. А может, любовь Люси к ванили – это метафора, говорящая: хотя все женщины в этом офисе обожают шоколад, предпочтения Люси доказывают, что она не такая, как все, и даже вздрагивает, когда слышит поговорку, что все женщины любят шоколад.
Как говорят Чип и Дэн Хизы в своей книге «Созданы, чтобы прилипать» (Made to Stick), несмотря на то, что яркие детали могут придать истории достоверность, они все равно обязаны что-то значить – то есть символизировать и поддерживать главную идею истории{94}
. Помните 11 миллионов бит информации, которыми в нас бросаются наши органы чувств каждую секунду? Все это осязаемые детали. Наш мозг понимает, что по крайней мере от 10 999 960 бит нас нужно защитить. Единственные детали, которые он до нас доносит, – это те, которые могут как-то на нас повлиять. С историей то же самое. Ваша задача – отсеять ничего не значащие подробности, чтобы освободить место для тех, которые необходимы.Три главные причины, по которым можно включить в историю ту или иную осязаемую деталь:
1. Это часть причинно-следственной связи, которая имеет непосредственное отношение к сюжету: Люси пьет коктейль и теряет сознание.
2. Деталь дает нам представление о герое: Люси – неисправимый гедонист, что создаст ей проблемы.
3. Это метафора: предпочтения Люcи показывают, как она воспринимает мир.
Вдобавок читатель должен понимать причину, по которой возникла та или иная деталь. С точки зрения сюжета это элементарно: пока Люси пила коктейль, она потеряла сознание и грохнулась на пол. Сложно не заметить связь между этими двумя событиями. Чтобы сказать, что Люси гедонист, нам сначала придется сообщить, что она диабетик и прекрасно знает, какая опасность таится в невинном молочном коктейле. Начинающие писатели часто упускают этот момент при написании черновика, однако исправить это довольно просто.
Третий пункт – рассказать о чем-то с помощью метафоры – самый коварный. Тут не нужно опираться на что-то конкретное – физическое действие или нашу осведомленность о каком-то особенном факте, – чтобы передать смысл. Скорее, данный прием зависит от способности читателя увидеть подтекст. Это, в свою очередь, зависит от способности писателя заложить надежный фундамент, чтобы мы интуитивно поняли: выбор Люси связан с тем, что она пляшет только под свою дудку. Поэтому читатель к этому времени уже должен знать, что все остальные в офисе считают любовь к шоколаду чем-то, их объединяющим, а это отсылает нас к культурному конформизму, в рамках которого Люси чувствует себя тесно.
Место, место, место