И тут князь понял наконец, что его водят за нос. В этом он укрепился, выслушав перебежчика, который объявил ему, что, покидая Батурин и находясь в твёрдом здравии, Мазепа приказал гарнизону не впускать русских в крепость. Слух об измене Мазепы овеществился. И Меншиков отписал о том царю: «И чрез злохитрое его поведение за истинно мы признаем, что, конечно он изменил и поехал до короля шведского».
Поначалу Пётр не хотел в это верить. И в указе своём написал с осторожностью: «Известно нам, великому государю, учинилось, что гетман Мазепа безвестно пропал...» Но вскоре сомнения рассеялись. И Меншиков получил приказ осадить Батурин и сжечь его дотла, что тот и исполнил.
Подтверждения измены Мазепы шли одно за другим. И в том самом Глухове, где безвременно опочил Головин, собралась Великая рада. Для избрания нового гетмана прибыли иерархи России и Украины, которых возглавлял архиепископ новгородский и псковский, прославившийся своим красноречием и своим трудом на духовной ниве Феофан Прокопович. На главной площади был сооружён эшафот. И в присутствии всей старшины, духовенства и жителей на него взведена кукла, изображавшая изменника. Палач вздёрнул её на виселицу. А затем был избран новый гетман. Им стал стародубский полковник Иван Скоропадский.
Мазепа понял, что проиграл, и проиграл бесповоротно. К нему был приставлен шведский караул, он оказался как бы на положении почётного пленника. Смириться ли? Нет, старый интриган смириться не пожелал. Он задумал новую авантюру и с этой целью дал знать Петру, что во искупление своей вины может-де захватить шведского короля, его министров и генералов и доставить их в российский стан. Но ему-де нужны гарантии собственной безопасности. А гарантами её должны выступить ни более ни менее как потентаты известных европейских домов.
Соблазн был велик. Но столь же велики были и сомнения. Раз изменивши, человек покатится по той же дорожке. К тому же Мазепа, как искушённый интриган, не оставил своего предложения на письме. Головкину велено было с ним снестись. Канцлер сообщил ему, что государь «на те кондиции... согласиться соизволил и гарантов, желанных от вас для содержания той амнистии, принимает».
— Государь надеется выманить изменника из его убежища и уж тогда воздать ему по заслугам, как той кукле, которую повесили в Глухове, — предположил Шафиров. — Иначе каким это образом Мазепе удалось бы выдать нам всех именитых шведов? Опять он задумал предательство.
— Наверно, так оно и есть, — согласился Головкин. — Уверен: ответа от него не будет.
Ответа и не было. После изничтожения Батурина бывший гетман понял, что ему не на что надеяться. Тем более что для хвастливого шведского короля наступили худые времена.
Всё началось с Лесной. Этой небольшой деревеньке на левом берегу Днепра суждено было стать важной прелюдией на пути победного марша русского воинства.
По словам тайного советника Карла XII Цедергольма, «...его величество король не рассчитывает на долгую войну с Москвой... Поэтому война должна быть тотчас же с особою силою направлена в сердце Московии и таким образом скоро и выгодно приведена к окончанию. Поэтому король собирает теперь армию такой мощи, какую ещё ни один из его предков не выводил на поле брани... Кроме того, король хочет компенсировать себя при помощи Москвы за понесённые в этой войне убытки. Так как в Польше он не приобрёл для себя ничего, кроме славы и безопасности, сверх того даже ни кусочка земли хоть величиною сладить...»
В этом же духе выражался и шведский министр Пипер — второе лицо после короля: «Царь никогда не поставит королю таких условий, которых король с большим успехом добился силой своего оружия. Кроме того, недостаточно для безопасности шведской короны только того, что царь возвратит захваченное, даст компенсацию за причинённые убытки или для безопасности Швеции освободит ту или иную область или провинцию. Нет, главнейшее и наиважнейшее для шведской короны — сломить и разрушить московитскую мощь... Поэтому нигде не может быть заключён мир успешней и надёжней, как только в самой Москве».
Хвастливые эти заявления шли от самого короля, самонадеянность которого достигла апогея после победы над Августом. В Европе всё это раздувалось и принималось за чистую монету. Шведская армия считалась непобедимой, и её выставляли как образец для подражания.
Сам же Пётр предписал своим военачальникам маневрировать и генеральной баталии не давать, выжидая выгоднейшей позиции, дабы избежать потерь. Он явил себя как прозорливый и мудрый полководец, искавший не славы, а победы.
Из Гродно Пётр отошёл в Вильно. Ему представлялось, что Карл повернёт на север — на Новгород, Псков и Ригу, чтобы затем достичь устья Невы и выбить оттуда русских. В том числе и из петровского парадиза, о котором был уже наслышан. Но шведы повернули на восток.