С Петром в пути

   — Экой обормот, — сердился Пётр, но к слабостям своего брата по молодости лет снисходил. Он всё ещё думал, что союзнические обязательства перевесят, образу мят, особо же позорная капитуляция датского короля, на которого оба рассчитывали. Но потехи Августа, в особенности же Венусовы, не прекращались, и о них доносил резидент Судейкин. Пётр только усмехался в усы, читая их, и велел отписывать брату Августу, что войско вот-вот будет снаряжено и готово и что он выступит в условленный срок. И что противник-де у них, как оказалось, крутенек и надобно с этим считаться.

Более всего заботило царя строительство флота в Воронеже, где покамест размещалась главная адмиралтейская база. И он то и дело наведывался в Воронеж, хоть конец и неблизкий. За этой и другими заботами отъезд всё откладывался и откладывался. Да и Август, судя по всему, не торопился.

Но вот отлагать свидание стало невмочь, и Пётр известил об этом Августа. Война была за плечами, от этого никуда уйти не удалось бы. Тем более что желанная весть о подписании мира с османами наконец пришла, и руки были развязаны. Августа же решительно ничего не связывало — только он сам со своими утехами.

Шёл февраль 1701 года. Сначала Август прислал своих людей за обещанными деньгами. Казна была пуста. Пошли сбирать с бору по сосенке: с монастырей, с богатых купцов, словом, откуда можно было.

Выехали наконец. Король прислал эскорт — полтысячи отлично вооружённых саксонцев. А невдалеке от Биржая сам выехал царь навстречу вместе с отрядом избранных рыцарей. Картина была пышной: колыхались на пиках цветные штандарты с гербами польских городов, сияли стальные доспехи. Грянул пушечный салют. Но более всего порадовали царя потехи огненные — шутихи с его вензелем.

Окрест лежала ровная снежная равнина, переливавшаяся искрами под скупыми лучами зимнего солнца. Там, где проходил военный отряд, дорога раздалась вширь и снег перемешан с конскими катухами и навозом. Он поражал взор всеми оттенками жёлтого и коричневого цветов. В одном месте от дороги уходила узкая полоска, проложенная крестьянскими санями, где лошади, казалось, ступали шаг в шаг. Она вела туда, где меж редкими вётлами чернели крыши хуторка.

Пейзаж был уныл, и таким резким контрастом ему стал разноцветье всадников, праздничная оглушающая пальба среди этой равнины с её невзыскательным однообразием.

   — Виват Питер! Виват Питер! — возглашал сбивчивый хор. — Виват Москва* Виват!

Август тяжело скатился с коня, его подхватили приближённые. Пётр спешился, сделал несколько шагов ему навстречу. Август распахнул объятия, они сошлись и обнялись до хруста.

   — Заждался? — выдохнул король. — Ей-богу, заждался. Столько всего надобно обсудить с тобою, брат мой Питер.

   — Грядут великие события, — отозвался царь. — Нам должно действовать согласованно. Я уповаю на тебя, брат Август. С моей стороны промашки не будет.

   — Надеюсь, надеюсь, — скороговоркой произнёс Август. Он был красен, от него несло вином и табаком. Несколько мгновений они топтались на месте. Близ короля держался плотно сбитый рыцарь с лицом, словно вытесанным из камня, с узкими, плотно сжатыми губами и пронзительными глазами под густой щёткой бровей.

   — А это герр Иоганн Паткуль, — поспешил представить его Август. Паткуль сдержанно поклонился. — Он располагает полным знанием об укреплениях Риги, о численности её гарнизона...

В памяти Петра что-то шевельнулось.

   — Этот господин, помнится, уже был мне представлен, но под другим именем.

   — Да, ваше царское величество, память вам не изменяет, — с достоинством произнёс Паткуль. — Тогда я был в свите генерала Карловича и был представлен вам под именем Киндлера. Теперь же время маскировки прошло. Шведский король спесив, спесивость его от молодости, пора дать ему по зубам. Всё лифляндское рыцарство восстанет, как только вы выступите совместно с его величеством. — Он поклонился в сторону Августами. — Я же берусь повести полки на Ригу, которую отлично знаю, так как служил капитаном в её гарнизоне...

   — О, с Ригой и её генерал-губернатором у меня особые счета, — проговорил Пётр. — Моё посольство и я сам претерпели несносные обиды от генерала Дальберга.

   — Рига падёт, если ударить по её слабым местам, которые мне хорошо известны. Я представлю вам подробный план её укреплений, вычерченный мною, как только мы приедем, я дам к нему обстоятельные пояснения.

   — Добро, — бросил Пётр. В тоне, которым изъяснялся лифляндец, послышалась ему какая-то фальшивинка, было то простое хвастовство или преувеличенная самонадеянность, но он насторожился.

Меж тем огромный обоз втекал под каменные своды полуразвалившегося замка, который, видно по всему, был поспешно залатан к приезду высоких гостей.