С праздником, восьмая Марта!

Только перед самым Марсом возникли у нас мелкие и досадные неприятности. Сначала последний обучающий компьютер из строя вышел. Так же, как и предыдущие: заикаться стал, экраном бледнеть, на головную боль в жестком диске жаловаться, а потом и вовсе вырубился. Номер Первый фирму "Поскоку-Постоку" клянет, а я так думаю, что фирма здесь ни при чем — налицо нарушение правил технической эксплуатации.

Но это бы еще ничего — общаться мы научились и без компьютера, а вот Бычара стал стремительно портиться. Номеру Первому и номеру Пятому грубит, номеру Восьмому прохода не дает с пошлыми предложениями, номеру Шестому плохую отметку поставить грозится, да и на мой авторитет замахивается. За два дня до орбиты остатки космической панели в нашей комнате отдыха разломал и в пространство выбросил. Не иначе, бунтовать собирается, техноложец гадкий.

Ну, и посиделки, конечно, закончились, только за тюбиками мимолетно встречаемся, а потом разбегаемся — каждый по своим автономиям.

И все же в приподнятой, почти праздничной атмосфере падаем с орбиты в никакую атмосферу Марса: ни кислорода, ни влажности, одни пески да каналы, неизвестно зачем прорытые.

Командир "Спейсобус" прямо на дно канала сажает, поздравляет экипаж с примарсением, зачитывает инструкцию по общей безопасности и разрешает приготовиться к выходу. А через пять минут мы в жестких скафандрах в шлюзе толпимся, ждем, когда дверь откроется.

Я-то для себя решил, что вперед соваться не буду, тем более, что Премьер об этом не наказывал. Да и если прикинуть логически, какая разница, чья нога первая — лишнюю пайку все равно не дадут. Главное, наша нога, человеческая, без копыта и без уха на пятке. Вон, номер Первый у двери стоит, пусть и ступает, на то он и Первый, и космонавт, а не профессор по логике. Это ж, в натуре, диалектика!

И вот наружная дверь открывается, номер Первый совсем уже было ногу занес, но остановился, к номеру Восьмому оборачивается и ей дорогу уступает.

— Только после леди, — говорит.

Значит, все же возникли ассоциации. А мне и за номера Восьмого приятно, и одновременно к номеру Первому непонятную неприязнь испытываю, как будто он за обедом добавки попросил.

Ну, а пока они у выхода мялись да раскланивались, Бычара в прорыв пошел. Номера Первого к одной стенке отшвырнул, номера Восьмого — к другой, бросился первым на девственную поверхность Марса да еще всем нам полруки показал.

Тут и мы следом посыпались. А Бычара совсем оторвался: шлем снял, ходит по песку, дышит безвоздушным пространством, неприятный человек, и хоть бы что — не жмурится.

Номер Восьмой только охнула и бегом обратно в "Спейсобус". А когда назад с кислородной маской и медицинским ящиком выскочила, у Бычары уже глюки пошли. Прыгает, руками машет, про несметное богатство орет и про то, как он всех, извините, перетрахает. Вон, и номера Восьмого в охапку сгреб, за все места, не стесняясь, натурально лапает, а номер Восьмой хоть и в жестком скафандре, но все равно себя неловко чувствует, вырывается.

Ну, я подхожу по-хорошему, за плечо его тяну, вразумить пытаюсь, как профессор профессора.

— Ведите себя прилично, Бычара. Здесь вам не Земля, а номер Восьмой вам не тореадор, между прочим.

А он в мою сторону плюется и продолжает нести какую-то околесицу, что прямо под нами нефти целое море плещется, и нефть эта теперь его, Бычарина, потому что Премьеру он сообщать ничего не собирается. А потом с разворота мне в ухо как шарахнет, так я и улетел в одну сторону, а шлем — в другую…

…Сижу на песке, смотрю: ракета стоит, рядом с ней три мужика в каком-то хитром механизме пинцетиками ковыряются.

— Что, мужики, — спрашиваю, — в космос собрались? Могу пособить, если чо как… У вас ключа-то побольше нет, что ли?

Один из них и отвечает:

— Есть в аварийном снабжении, на двадцать пять дюймов — шлюзовую дверь задраивать. А зачем вам, профессор?

Тут я вспомнил, кто я и откуда здесь взялся, события восстановил, ну, и своей идеей поделился:

— Да схожу, Бычару завалю.

Номер Первый на помощников косится и шепчет по-русски:

— Я как раз в другую сторону слушал то, что в одно ухо вам влетело.

Пулей летит в "Спейсобус", возвращается и ключ протягивает.

И я диким, натурально космическим коршуном бросаюсь на Бычару, от кулака его уворачиваюсь и с криком:

— Так на же, получи лицензию! — бью его прямо в лоб.

Ключ звенит и ото лба отскакивает, но Бычара послушным становится, номера Восьмого выпускает и стоит, задумавшись. А я успех развиваю, и справа, и слева ему по башке навешиваю. Бычара охотно отзывается, звенит мечтательно, покачивается, но не валится. Я и по затылку попробовал — та же история.

Номер Восьмой в себя пришла, шлем сбросила — глаза горят, и на меня кричит:

— Прекратите немедленно это издевательство! Как вам не стыдно, профессор, на живом человеке барабанить!

Я такой несправедливости возмущаюсь и отвечаю неосознанно едко:

— А кое-кому не стыдно было живому Бычаре малоизученным космическим клопомором прямо в орущую пасть пшикать?