С праздником, восьмая Марта!

Когда Бычара, наконец, заткнулся и к озеру отлить пошел, говорю с обидой номеру Шестому:

— Водку-то жрать, я смотрю, ты горазд, профессор, а как английский переводить — так в ломку. И по остальным научно-культурным вопросам симулируешь. Мне что тут, одному за престиж государства уродоваться?

Он мне отвечает торопливым шепотом:

— Прости, друг, не профессор я никакой — по блату попал в экспедицию. А болезнь моя давно образовалась. Папаша дома пьяный уснул, да так крепко, что и не достучаться. Братья меня дождались и моей головой дверь выломали, потому что в тот день моя была очередь шапку носить. Папаша от грохота все же очухался и спросонья на работу кинулся — он в Кремле стеклодувом работал. А оказалось, вовремя — у Президента как раз глаза закончились. Папаша сразу Героя получил, для братьев по ордену выхлопотал и пристроил их за находчивость: кого в Поддуму, кого в Думу, а кого и в Верховное Вече на ключевые посты. А я, вроде как, припадочный стал, ну, папаша и меня всунул в аппарат министра культуры, чтобы не так заметно. А братаны вот на Марс отправили, чтобы я им на совести не мелькал. Я тебе, друг, сразу признаться хотел, да Бычару побаиваюсь. Ты не говори ему, а?

Протараторил и один глаз в череп закатывать начал, а другим на меня просительно смотрит.

А тут и Бычара возвращается, предложение вносит:

— А слетай-ка, фрайерок, бабу эту от моего имени пригласи. Мы ее напоим и на троих распишем быстренько.

Я встаю, не очень устойчиво встаю, но говорю твердо:

— Ты штаны зажмурь, писатель. Какая бы она потаскуха ни была, а дом у нас теперь общий, и не годится в нем регламент нарушать.

А он нагло мне в глаза ухмыляется и, как бы невзначай, бутылку за горло захватывает.

— А мне плевать на регламент! У меня с Плешивым свои разборки!

— И мне плевать, — говорю, — кому ты там от пятого аборта родственник! Хоть Премьеру нашему, хоть самому Мертвому Дедушке!

Шатнулся к стене, хрясь! — из самой середины космической панели кол выломал да и махнул от плеча. Только не рассчитал немного, занесло меня — два ближайших дерева снес и подводный мир вдребезги. А вот второй удар уже поточнее получился. Номера Шестого по башке достал, как косой скосил.

Бычаре моя решимость не понравилась. Бутылку на место ставит, руки поднимает.

— Ты чо, — кричит, — старшой, погоди! Ты чо, шуток не понимаешь?

— Понимаю, — кричу в ответ и в третий раз замахиваюсь. — Сам шутник, когда кол в руках!

— Погоди, — вопит Бычара и к лесу отступает, — дай сказать! Я же хотел по-честному! Мне-то она и так даст — видал, небось, как она мне глазки строила и за хавкой терлась, тюбики подкладывала? Поделиться хотел — земляки никак!

Тут я кол опускаю, потому что знаю: не врет Бычара, все так оно и было. Только рукой махнул: вали, мол, если по согласию.

Бычара к озеру пошел, рожу помыл, волосы пригладил,

— Ладно, — говорит, — старшой, как хочешь. Я тебе предлагал.

И потопал. А мне на Марс уже лететь расхотелось и деться некуда, кроме как в пространственный мусоропровод, и от этой безысходности вытянулся я на диванчике и заснул.

***

Проснулся я, когда дверь щелкнула. Бычара мимо в лес протопал, но не в комнату, а к озеру. На колени упал, воду хлебает и довольно хрюкает. А во мне все кипит и взрывается, ненависть к земляку душит, а причины понять не могу.

— Ну, что, получилось? — спрашиваю, как будто безразлично, хотя ответ уже по его гнусному хрюканью знаю.

— Все путем, старшой, я ж тебе говорил. А сначала эта стерва дверь перед самым носом захлопнула.

— Для виду ломалась, — говорю, а самому выть хочется и, воя, Бычару месить до самой старости.

— Все верно, старшой, для виду, — бурчит Бычара. — Я ломиться стал, открывай, кричу, тебе же лучше будет! А она щелочку для виду приоткрыла и мне из баллончика прямо в раскрытую пасть прыснула. Веришь, старшой, целый час у них в комнате отдыха тюбиками блевал! А потом в Центральный пост пошел к той стерве из обучающего компьютера, которая по-русски звездит. Там все путем прошло: и слева направо, и с ног на голову, еще и говорит: благодарю вас. Я бы у ней, старшой, до утра остался, да америкосы прибежали, из рубки выгнали.

Утром просыпаюсь — башка трещит, сушняк долбит, а на душе радостно, как перед Новым Годом до службы на альтернативке. Бычара кряхтит и охает, а мне петь хочется. Я и не сдерживаюсь, напеваю мелодию из любимого сериала "Санта-Барбара".

И даже американцы во время завтрака мне настроение своим видом не портят. Номер Восьмой растрепанная, невыспавшаяся, ненакрашенная, у номера Первого фингал от глаза до уха тянется, друг на друга волками смотрят и от нас отворачиваются. А как смотрит номер Пятый, вообще, непонятно, потому что у него обучающий компьютер на уши надет по самые плечи.

И Бычара щеки надул, помалкивает, а номер Шестой еще со вчерашнего вечера о чем-то крепко задумался. Ну, и я молчу, да вроде, как и не спрашивают. Короче, тишина стоит ледяная, натурально космическая, даже никто не чавкает.