С привкусом пепла

Дневник вести нельзя, так нас учили в ЦШ. Дневник - прямой путь к провалу, неопровержимая улика, нарушение всех правил конспиративной работы. Я, майор госбезопасности Аверин А.С., находясь в здравом уме и твердой памяти, знаю это и готов к последствиям. Иначе нельзя. Для меня это единственная возможность не сойти с ума и попытаться доказать свою невиновность, когда время придет.

Судя по прыгающему, неровному почерку и разводам чернил, писал очень взволнованный человек. На это указывала и первая запись дневника, написанная уверенным, разборчивым почерком. Судя по всему, предисловие написано позже, чем начат дневник.

194119 сентябряРешил – буду вести дневник. Для потомков, пусть знают, как мы боролись с врагом. Почему начал сегодня? Сегодня в город вошли немцы, Красная Армия отступила с боями. Отчетливо слышна канонада, за Днепр летят сотни самолетов с крестами, дрожит под ногами земля. Нелюди в серых мундирах повсюду – на Крещатике, на набережной, у театра оперы и балета, на Артема и на Тараса Шевченко. Несколько сотен предателей встречали оккупантов хлебом, солью и колокольным звоном. Их время придет, поквитаемся. Город разом потускнел, увял, потерял цвета. Впечатление огромного кладбища. Люди прячутся. Всюду сытые, довольные немецкие рожи. Думают победили. Ничего, хлебнут крови. Завтра 20е, день нашей мести. Мы не сдадимся!20 сентябряСвершилось! Первый удар по врагу нанесен…

Зотов читал, погружаясь в трясину крови, ужаса и предательства. От надежды на скорую победу к полному разочарованию и помешательству. Редкие, пронзительные в своем содержании записи. Постепенно примешивающиеся нотки безумия. Смерть, отчаяние и животный ужас, потеками сочащиеся с пожелтевших страниц. Ближе к середине появились цитаты из Библии. Коммунист и подпольщик надломился в определенный момент. Отчеты о боевых операциях сменялись сценами из жизни города: виселицами, массовыми расстрелами, голодом. Тяжелая поступь нового немецкого порядка. Двадцать две страницы кошмара, с первого дня оккупации до прихода в лагерь партизанского отряда «За Родину». Между этими событиями три страшных месяца. Боль и немыслимые душевные муки. Запятнанная совесть, сводящая человека с ума. Дневник, как единственный якорь, удерживающий Аркадия Аверина от падения в бездну.

Зотов рванул душащий воротник, воздуха не хватало. Он не заметил, как полетели оторванные с мясом пуговицы. Марков сидел, не в силах нарушить молчание, и не понимал, что происходит.

Последняя запись после долгого перерыва, 1942 год:

28 апреляТвердовский убит. Это моя вина. Они убили его. В отряде появился человек из Центра, и Олег определенно был намерен поделиться с ним подозрениями. Он подписал себе приговор. Значит все подтвердилось . Кровь Твердовского на моих руках. Я по локоть в невинной крови, пришла пора смыть ее кровью виновных. Много званых, да мало избранных. Господи, на тебя одного уповаю. Помилуй мя грешного…

У Зотова из горла вырвался сдавленный хрип. Так хрипит загнанный, раненый зверь. Дневник убийцы дал ему ключ. Игра подошла к завершению.Он нашарил в кармане позабытую записку Каминского, и, уставившись пустыми, омертвевшими глазами на перепуганного Маркова, сказал тоном, не терпящим возражений. Его голос был глух:

– Мне нужен журнал боевых действий отряда, прямо сейчас. И пусть позовут Анну Ерохину.