С привкусом пепла

Уточнять кто «или» она не стала, было понятно и так. Антонина склонилась у печки и сдвинула домотканный коврик, прикрывающий небольшое, утопленное в половицу кольцо. Люк открылся с едва слышным хлопком. Лестница отвесно тонула в густой темноте. Антонина снялас приступочка свечной огарок, запалила от уголька из печки крохотный фитилек.

– Осторожно, нижняя ступенечка подгнила. Олег Иванович хотел заменить…

– Спасибо, – Зотов, стараясь не дышать, принял свечу и полез в подземелье. Дневной свет, отвесно падающий из лаза, осветил квадрат под ногами. Лестница истошно скрипела. Зотов, спрыгнув на пол, выпрямился во весь рост. Завидный подвал. Глубокий. У бабушки в Ярославле погреб был едва по пояс и каждую весну наполнялся талой водой. А тут сухо, запах плесени и земли щекотал нос. С потолка и балок лохмотьями свисала пыльная, сахаристая паутина, увешанная сброшенными шкурками пауков. Вдоль земляных стен стояли пузатые кадки, ящики и пустые мешки. Зотов не удержался и заглянул в низкий деревянный ларь. На самом дне скудная горка сморщенной, проросшей картошки, килограмма три. В соседнем десяток брюквин, присыпанных песком, в темноте похожих на детские черепа. Зотова передернуло, собственная фантазия всегда пугала его. М-да, запасов не густо, весна - самая голодная пора и в мирное время. А в военное да в оккупации? Страшно подумать, сколько этим людям пришлось пережить и сколько еще предстоит. Чем встретят они вернувшуюся Красную Армию, цветами или хулой? Брошенные на верную смерть, забытые, проклятые, оставленные выживать на пределе человеческих сил. За пределом…

Теплый свечной огонек высветил кривовато сколоченную будку в углу. Туда бы билитершу еще посадить… Сердце забилось быстрей, по позвоночнику пробежали мурашки. Дверь заменял кусок подгнившего по низу брезента. Зотов откинул занавеску, вот она, берлога Твердовского: закуток чуть больше квадратного метра, стол, сколоченный из зеленых досок от снарядного ящика, стул, керосиновая лампа. Отличное место для работы, уединение и могильная тишина. На пенсии надо будет таким же обзавестись, мемуары героические писать. Только холодно, градусов шесть, пальцы зябнут. На столе, кроме лампы, чернильница, пара ручек и несколько карандашей в траченой ржавчиной банке. И бумаги! Несколько обычных школьных тетрадей и стопки желтых листов. Все аккуратно, в стиле Твердовского. Архив! Хозяин будто только ушел. Зотов инстинктивно обернулся. Никого, темнота, размазанная по стенам, и свет, сочащийся с потолка. С ума так можно сойти. Захотелось быстрее наверх. Один лист лежал под руками, видимо последнее, над чем работал особист. К листу канцелярской скрепкой прикреплена четвертинка. Зотов поднес огонек ближе и прочитал:

Начальнику Особого отдела, ТвердовскомуПрисмотритесь к бойцам, проходившим службу в 113 стрелковой дивизии Западного фронта. По имеющимся данным часть из них завербована немцами и внедрена в партизанское движение с целью организации террористических актов. Будьте осторожны, это безжалостные и крайне опасные люди. С уважением, доброжелатель.

Такс, анонимочка. Хорошее дело. Подача несколько странная, без пафоса, казенным языком, сухая и точная, как оперативная информация. Обычный колхозник так не напишет. Ниже кляузы подпись другим почерком:

Принять в разработку

Зотов выбрал наугад тетрадку и сверил почерк. Многозначительная фраза «Принять в разработку»оставлена Твердовским, тот же наклон, та же угловатая «о», та же «р» с хвостиком-завитком. На большом листе одна запись:

22.04.42.Отправлены запросы по 113 дивизии в отряды «Пламя», «им. Чапаева», «им. Калинина», «Большевик», «Смерть фаш. оккупантам», бригаду Сабурова. Жду ответа. Интересная картина вырисовывается.«Да какая картина?» – чуть не заорал Зотов. Ну почему, почему больше ничего нет? Круг замкнулся. Сто тринадцатая дивизия! На ум пришел разговор с партизаном Иваном Крючковым, сразу после убийства Твердовского. Он был вызван особистом именно по делу сто тринадцатой дивизии, и к Зотову у лейтенанта какой-то важный разговор назревал. Эх Олежек-Олег. С чего начали, к тому и пришли. Вспоминай, вспоминай… Аверин из сто тринадцатой дивизии? Нет, в удостоверении значится сорок пятая стрелковая дивизия пятой армии. Ммм… да, Киевский особый. Не то, совершенно не то… Черт!