С привкусом пепла

– Добрая вещь, – пробасил Егорыч, гладя дырчатый кожух. – Ржавчину оттереть, перебрать, смазать – не будет цены. Жаль сменного ствола нет и патронов маловато. Ничего, поколдую.

Зотов несказанно обрадовался. Лучше пулемета может быть только два пулемета, ну или три, в этом деле чем больше, тем лучше. Если Егорыч доведет до ума, то маленькая группа станет зубастей. А в необходимости создания своего боевого отряда он уже нисколечки не сомневался.

Раненый снова забился и забулькал. Кровь на губах пошла пузырями.

– Добить, чтоб не мучился, – предложил Зотов.

– Я не буду, – скривился Карпин. – Давай ты, малой.

– Я? – удивился Колька и поспешно шмыгнул Егорычу за спину. – Не, я не могу!

– Всеж человек, – тяжко вздохнул Егорыч и отвернулся.

– Чистенькими хотите остаться? – Шестаков одарил презрительным взглядом. – Ну лады, Степан Сирота грех на душу примет, яму не в первой.

Шестаков пальнул с одной руки, оглушительно грохнуло, из ствола охотничьего ружья вырвался сноп вонючего дыма и пламени. Грудь раненого превратилась в кровавое месиво.

– Ого, картечь! – удивился вполголоса Шестаков.

– А теперь уходим, быстро! – приказал Зотов.

Колькастащил с мертвеца сапоги, стараясь не смотреть на то, что делает с человеком выстрел картечью двенадцатого калибра в упор. Молодец, другой на его месте давно бы блевал. Свою изодранную обувку Колька аккуратно спрятал в заплечный мешок. Со стороны это могло выглядеть глупо и мелочно. В той, мирной, жизни большинство из нас не знали настоящую цену куску хлеба, щепотке соли, лишней паре ботинок. Жили легко и красиво, глядели в светлое будущее, поднимали страну, горели идеей мировой революции. Никто не верил, что все рухнет в четыре часа утра двадцать второго июня. Война вправила мозг. Война обесценила деньги. В голодное время золото меняли на хлеб по весу, один к одному, а люди тащили накопленное барахло на рынки, внезапно осознав, что антиквариатом и серебряными ложками не накормишь детей.

Зотов последний раз взглянул на изуродованное тело и зашагал следом за остальными. Солнце подернулось мутной пленкой и повисло на кронах могучих елей.

Глава 9

В лагерь вернулись под утро. Шестаков увел в самую чащу, заметая следы, и в итоге крюк намотали километров на десять. Людей больше не встретили. По крайней мере живых. Лес показал зубы и осторожно притих, недобро ворча темными кронами. Ночевали сбившись в тесную кучу, огня не разводили. Шестаков пообещал если вернемся, а Валька в отряде трескает кашу со шкварками, то он поганцу самолично башку оторвет. У Капустина начался сильный жар, плечо воспалилось, пуля затянула в рану волокна гимнастерки и маскхалата. Медикаментов не было, и к рассвету радисту совсем поплохело, остаток пути раненого волок под руки Карпин, поддерживая и не давая упасть. На Кольку, радующегося новой обувке, навьючили трофейный пулемет. Парень не ныл, нравясь Зотову все больше и больше.

К линии постов вышли измотанные, невыспавшиеся и злые.

– Как сходили? – спросил дозорный, небритый мужик с желтыми, прокуренными зубами.

– На букву хэ, не сказать, что хорошо, – буркнул Шестаков.

– Тут сам товарищ Сталин звонил, – реготнул второй часовой, парень лет двадцати пяти с блеклыми, глубоко запавшими глазками. – Спрашивал как там Степан Шестаков, не захворал ли? А то, мол, какая без Степана война? Нужон совет его срочно, на каком фронте нынче удар затевать!

– Зубоскаль, Прошка, – добродушно откликнулся Шестаков. – Новости есть?

– Решетовцы вернулись.

– Да ну!

– Без потерь обошлись, бобиков локтевских постреляли, добычи взяли пару возов. Только потери их уже в лагере ждали. Такая вышла херня.

– Подробней, – напрягся Зотов.

–Убийство у нас, – Прошка цыкнул желтой слюной. – Ночью Кольку Шустова зарезали, одного из решетовских, которые в лагере оставались.

– Шустова! – ахнул Степан. – Я ему пятьсот рублев должен был.

– Ну радуйся, теперича можешь не отдавать.

Зотов дышал с присвистом, тяжело. Очередное убийство слегка выбило из колеи. Хмурый лес стал и вовсе зловещим. Ощущение приближения чего-то недоброго усилилось в тысячи раз.

– Ну, спасибо за новости! – Шестаков умоляюще сложил ладони. – Давай что ли закурим, Прошка, с горя, а то поиздержался я табачком.

– Ну уж нет, Сирота, – Прохор отступил на пару шагов. – Я теперь поумнел, в прошлый раз ты у меня весь кисет упер под шумок, пока байки травил.

– Не я это! – клятвенно заверил Степан. – Наговоры и клевета. Я тока цигарочку скрутил тоненькую, а кисет тебе возвернул!

– Точно мне?

– Ну может и не тебе, народу много было, такие все одинаковые!

– Вот и проходи, тут ловить нечего. Марков вас с вечера ждет, а тут еще убийствие это, сам не свой командир. Табаку не дам!

– Не больно то и хотелось, – отозвался Степан и гордой походкой зашагал в лагерь.

– Мы в санчасть, – предупредил Карпин.

– А я пожру да спать завалюсь, прощевайте славяне, – Шестаков широко зевнул, прикрыв рот ладонью.

Смерть партизана на этих двоих абсолютно не повлияла. До чего доводит война…