С привкусом пепла

Капустин застонал, лицо приняло землистый оттенок, задышал часто-часто и просипел:

– Я знал? Пень и пень, выбирать некогда было.

– Ну что там? – зычно позвал Карпин.

– В порядке! – отозвался Зотов. – Плечо прошило, жить будет! – и спросил у радиста, – Воробья видел?

– Нет, – Капустин косился на рану, видимо ожидая увидеть окровавленную культю вместо руки. Зашелестела трава, пригнувшись, перебежал Егорыч, оценил ситуацию, вытащил бинт и бесцеремонно подвинул Зотова.

– Отойдите, Виктор Палыч, санитар из вас аховый.

Зотов спорить не стал, уступил место и тихонечко крикнул:

– Колька! А Колька! Ты где, сукин сын?

В соседних кустах зашебуршало, словно кабан устраивался на лежку, хрустнули сухие ветки. Зотов осторожно поднялся, сделал три коротеньких шага, отодвинул стволом еловую лапу и обнаружил Воробья. Юнец забился в ямку, заполненную перепрелой, прошлогодней листвой.

– Отдыхаешь? – поинтересовался Зотов.

– С боку прикрываю, – пискнул Колька, повернув лицо с испуганными глазенками и ошметками прилипшей травы.

– Тоже дело. А чего не стрелял?

– Я не стрелял? – обиделся Колька. – Да я палил, как из пулемета, вроде дажеснял одного!

Зотов бесцеремонно вырвал винтовку и понюхал дульный срез.

– Чего врешь-то, стервец?

– Испужался, – неожиданно признался Колька и приготовился зареветь. – Стрелять начали, я и обмер, поджилочки затряслись. Потом вы заорали, я в ямку и схоронился, башка, как в тумане, толком не помню. Трус я.

– Никакой ты не трус. Первый бой у тебя?

– Первый, – всхлипнул Колька.

– Ну тогда, чего ты хотел? Всех поубивать, пленных взять и медаль на грудь получить? Нет брат, шалишь. Первый бой всегда так: сердчишко прыгает, ручонки не слушаются, нихрена не соображаешь. Для многих первый бой заканчивается пачкаными штанами. У тебя как?

Еще больше побледневший Колька, проверил и обрадованно вздохнул:

– Вроде сухо.

– Видишь, не все так и плохо. Ты в числе счастливчиков выживших в первом бою. А теперь вылезай из окопчика. Мои поздравления с боевым крещением.

– Спасибо, – сконфуженный Колька выполз из ямы.

Зотов, предусмотрительно не поднимаясь во весь рост, пошел на приглушенные голоса Карпина и Шестакова. На тропе валялся тощий мужик, раскинув руки и неловко подогнув ноги в коленях. Обычный гражданский, заросший трехдневной щетиной, в грязной одежде и скриво подстриженными усами. Обшарпанный приклад пулемета торчал из травы. Кепка слетела и откатилась, обнажив бритую, шишковатую голову с белой веточкой шрама. Очередь Карпина прошила пиджак на впалой груди. Крови было на удивление мало. Хорошая, быстрая смерть.

Колька приблизился, глядя на мертвеца округлившимися глазами. Зотов сразу понял, куда он смотрит: труп при жизни щеголял в шикарных, чуть стоптанных, но крепких на вид ботинках желтой кожи с подбоем. Колька звучно сглотнул.

– Действуй, – разрешил Зотов, натолкнувшись на умоляющий взгляд пацана. – Заодно обыщешь, посмотрим, что у него при себе, подкладку ощупай и швы. Выполняй.

– Тут живой! – пробасил из зарослей Шестаков.

Вот молодец, Степан, языка взял, – порадовался Зотов, ускоряя шаг. С языком он ошибся. Карпин с Шестаковым стояли за кучей валежника и смотрели на человека, скребущего каблуками мох и сухую хвою.

– Ну не совсем живой, – признался Шестаков, изучая старую, замызганную двустволку. Раненый надсадно булькал и харкал черной, остро воняющей кровью. Не жилец, – с ходу определил Зотов. Ранения в живот самые поганые, если нет медика, можно промучиться несколько дней, захлебываясь дерьмом и кровищей.

– Допросили?

– Он не из разговорчивых, – Шестаков пихнул парня сапогом в бок. – Эй, слышишь, паскуда, меня?

Парень закашлялся, давясь багровой жижей и царапая пальцами мох.

– Хр… ахр…

Толку не будет, понял Зотов, а хотелось узнать, кто такие эти ребята. Видимо не судьба.

– Остальные ушли, – сообщил Карпин. – Следы в лес, на юго-восток, думаю не меньше десятка. И у них еще раненый есть, а может и не один, тащили волоком, и кровь по земле, а этого бросили, или не успели забрать.

– Кто такие, Степан?

– Я что, справошное бюро? – развел руками Степан. – Бандюки, а может местные поохотиться шли.

– С пулеметом?

– А мож партизаны, их тут развелось, как собак. Хер его знает, уходить надо, мало ли кого на выстрелы принесет.

– А этого куда? – спросил Зотов, кивая на раненого.

– Пусть лежит, медведям тоже жрать охота, поди, – Шестаков переломил двустволку, вытащил патроны, поочередно заглянул в каждый ствол и вставил боеприпасы на место. – Ничего фузея, тульский «ТОЗ-Б» двенадцатого калибру, была у меня однажды така. Точнехонько бьет. Будет в хозяйстве приварок. Обрез смастерю, а то какой кулак без обрезу?

К ним протиснулся успевший переобуться Колька, теперь испуганно поглядывающий на умирающего. Следом приплелся Капустин, туго перетянутый бинтом, и за ним Егорыч, с натугой притащивший сразу два пулемета, свой и трофейный «МГ-34».

– Виктор Палыч, у того мертвяка нет ничего, – доложил Колька. – Ножичек перочинный, газета «Новый путь», кисет с махрой, спички. В мешке исподнее, буханка хлеба и сала кусок.

– Старшина, как пулемет? – поинтересовался Зотов.