С привкусом пепла

Карпин вышел из ступора, схватил Егорыча под руки и потащил тело в лес. Закон «Разведка своих не бросает» в действии. Ни живых, ни мертвых. Зотов слышал, как в декабре сорок первогопод Волоколамском разведгруппу накрыли минометами на ничейной полосе, один погиб, а вытаскивая тело, еще трое легли. Может и байка, а может и нет. Судя по Карпину, нет.

– Оставь его! – заорал Зотов.

– Нет, – Карпин упрямо мотнул головой.

– Брось его, говорю! О живых думай, лейтенант!

Каприн, пришел в себя, остановился и разжал руки, выпустив труп. Он был совершенно спокоен, только глаза чужие, остекленевшие, словно на просеке умер не Егорыч, а он. За деревьями мелькали спины убегающих партизан.

– Я сейчас, – прохрипел Карпин и метнулся обратно. – Я сейчас…

Зотов не успел остановить, дернулся следом и махнул рукой. Как знает, не маленький. Он поднял автомат и дал две короткие очереди по кустам, так, для острастки. Противник ничем себя не проявлял. Понятно, поисковые отряды ягдкоманды стягивают это место в кольцо. Чертов Карпин!

Лейтенант подхватил с земли пулемет Егорычаи тут же бросился обратно. Зотов повернулся и побежал за остальными. Карпин, несмотря на перегруз, обогнал его уже через десяток шагов и нырнул в густой, темный подлесок. Лишь бы в суматохе не отбиться от группы, в чаще это проще простого. Потеряешься, начнешь метаться, прямо в лапы к немцам и угодишь. Тогда кранты.

Левее, в хаосе еловых вершин,замелькал белый просвет. Может поляна, а может новая просека. Зотов инстинктивно повернул вправо, перемахнул поваленное, скользкое от плесени, заросшее мхом бревно и чуть не налетел на Решетова. Дальше замерли Воробей и Шестаков.

– Тпру-у, осади, – вскинул автомат перед собой капитан. – Все вроде в сборе. Тут поосторожней будь, Есигеев растяжку поставил.

Зотов увидел длинный кусок медного провода, натянутого от мохнатой елки до насквозь прогнившего пня. После короткого бега в глазах помутилось, в бочину словно пырнули раскаленным ножом.

– Ходу! Ходу! – скомандовал Решетов.

Зотов переступил проволоку. Дальше бежали, не разбирая дороги, напролом продираясь сквозь заросли, пока без сил не свалились на краю небольшого болота. Рядом, тяжело отдуваясь и сипя, лежал Шестаков. Зотов перевалился на спину. Кроны крутили над головой бешенный хоровод, сердце колотилось пойманной птицей.

– Отлично, – хрипло расмеялся Решетов. – Как куры в ощип. Легко отделались.

– Легко? – вспылил Карпин. – У меня Егорыч погиб.

– А мой человек не погиб? – ощерился Решетов. – Что, плакать теперь? Из-за меня все, да? Скажешь, это я вас сюда затащил?

– Нет, не скажу, – Карпин поник.

– Проехали?

– Проехали.

– Давайте вы потом подеретесь, – поспешил затушить конфликт Зотов. – Куда нам теперь?

– Растяжка-то, не сработала, – хмыкнул Решетов.

– Не преследуют, или преследуют грамотно, – предположил Зотов. – Второе вернее. Степан, ты чего скажешь?

– Обратно надыть идти, в обход Тарасовки драной, – Шестаков уверенно указал на юг.

– Немцы там, – недоверчиво сощурился Решетов.

– На то и расчет. Не ждут они партизан. Сдадим чутка на полдень, проскочим дорогу, которая на Локоть идет, и почитай дома, верст двадцать останется. Все дойдем, которые не помрут.

– Я за, – согласился Зотов. Шестаков прав. Немцы занимаются Тарасовкой и перекрывают пути отхода на север и запад. Далековато, конечно, да бешеным собакам это не крюк…

Возражений не последовало, группа поднялась и похлюпала вдоль болотца. Минут через двадцать справа послышался гул самолетов и далекие взрывы. Снова бомбили Тарасовку. Решетов недовольно поморщился, переживая за Саватеева.

– Не надо было их оставлять, – задумчиво сказал Зотов.

– Это уж мне решать, – едва слышно отозвался капитан.

Лес становился все непролазней и гуще, превращаясь в лабиринт буреломов, острых сучьев и обманчиво проходимых, мшистых болот. Дважды принимался противный, надоедливый дождь. Немцы не беспокоили, отстали, а может не решились по следу идти. В лесу из охотника очень просто превратиться в добычу. Шли медленно и осторожно, часто затаиваясь и подолгу слушая. Глаза слезились и болели от напряжения. Издали слышались редкие орудийные выстрелы.

Шестаков остановился, покрутил носом, как пес, и сказал:

– Еще чутка и выйдем аккурат возле Холмеча, есть тут деревенька така. Перемахнем дорогу, почитай все, никто не найдет, места дальше глухие, лешачьи, необжитые до самой Суземки. Не лес, а джунгели натуральные. Волки ростом с теленка ходют, им человека порвать, как Кольке струю со страху в портки напустить.

– Ну да, заливай, Шестаков, – сморщился Кузьма, а сам, не без опаски, огляделся по сторонам.

– Вот те истинный крест, – Степан ретиво перекрестился, аж глазки к небу воздел. – В тридцать девятом сам видал, правда издалечка. – он неопределенно покачал ладонью на уровне груди. – Вот такенные звери. Страху натерпелся, жуть. Еле утек.

– Может лоси? – фыркнул Карпин.