С риском для жизни.

Он был в хорошем настроении, хотя несколько встревожен. Отправляя меня в Марокко, он знал, что тем самым, быть может, ставит меня под угрозу гибели. Но ему было необходимо опровергнуть предположения немецкого военного атташе в Мадриде и доказать, что я была прекрасной помощницей в его работе.

Меня привела в смущение необходимость получения французской и английской виз. Тот факт, что я была француженкой, давал барону основание надеяться, что я беспрепятственно получу официальную защиту союзных держав.

-- Что же я буду делать в Марокко? — спросила я фон Крона за обедом.

— Вы отвезете шифры.

— Это вполне безопасно для меня?

— О, безусловно. Но если вы дадите себя чем-либо соблазнить, берегитесь, Марта! Ваша жизнь находится в ваших же руках... Держите ее крепче...

Если бы разразилось восстание в Марокко, я рисковала быть обвиненной в том, что оказывала помощь Германии. И все же «Жаворонок» был беспомощен перед С-32. Я жила двойной жизнью.

Я сопровождала фон Крона в поездке через Алжесирас.

Мое притворное незнание немецкого языка сослужило мне службу. До сих пор я вполне владела своими рефлексами, и барон фон Крон больше не питал ко мне недоверия. Но такое положение требует беспрерывного наблюдения за собой.

В отеле фон Крон сказал мне:

— Вы повезете вот эту коробку почтовой бумаги.

Она кажется невскрытой, но половина ее содержимого заполнена текстом, написанным тайнописью. Это драгоценный пакет. .

— Кому я должна буду его передать?

— Когда вы сойдете на берег, одно лицо даст вам о себе знать.

* * *

Мое беспокойство усилилось. Письмо капитану было отослано. Я пробовала отложить свой отъезд, сослаться на медленную работу консульства. Барон проявлял сильное нетерпение.

Французскую визу я получила легко, но английский консул выдал мне визу с оговоркой. Его печать не защищала меня от ареста в английских водах. Англичане, жившие в Испании, знали о моей связи с фон Кроном и могли, не зная моего настоящего положения, избавиться от меня без шума.

Необходимо было выйти из этого положения.

После зрелого размышления я решилась. Хотя французским агентам было формально запрещено посвящать в свою миссию союзных представителей, я все же обратилась к английскому консулу и объяснила ему, кто я такая в действительности.

Британский консул нахмурил брови. Он был недоверчив, как была недоверчива и я, как был недоверчив фон Крон, как был недоверчив капитан Ляду.

Это была война.

Я жила в атмосфере недоверия, которая могла привести меня к смерти.

Я продолжала:

— Господин консул, согласно распоряжению, полученному из Парижа, я должна поехать в Танжер для выполнения задания. Я должна встретиться с повстанцами для передачи инструкций. Если вы пошлете для слежки за мной агента, то вам будет легко раскрыть всю повстанческую организацию. За это время вы можете навести обо мне справки во Франции. Если я лгу, вы меня арестуете после моего возвращения.

Консул не прерывал меня ни одним словом.

— Это еще не все,— прибавила я.— Я послала своему начальнику письмо, содержащее чрезвычайно важные для вас сведения. Слушайте: на 25° долготы и 45° широты вблизи пролива в испанских водах шесть подводных лодок ждут ближайшего транспорта...

Должна признаться, английский консул слушал меня с восхищением. Он встал, протянул мне руку и сказал:

— Я хочу вам верить и дать возможность уехать. Через двадцать четыре часа я получу все справки, еще до вашего возвращения.

Я предупредила о своем отъезде фон Крона. Он дал мне множество указаний и посоветовал быть крайне осторожной.

...В Танжере я подождала, пока схлынула волна пассажиров. Я напрасно искала признаков слежки.

...Марокканец, выглядевший носильщиком, подошел ко мне и взял мои вещи.

— Я знаю гостиницу,—сказал он,— где вам будет очень хорошо.

Покончив со всеми таможенными и паспортными формальностями, я пошла за своим проводников в гостиницу.

Носильщик внес мои вещи в комнату и, выпрямившись, сказал:

— С-32.

Мне приходилось играть свою роль до конца. Я подала ему, как было условлено, коробку с почтовой бумагой.

— Когда вы едете обратно? — спросил меня марокканец, который был, очевидно, начальником, так как, сбросив с себя притворное смирение носильщика, он держал себя с несомненным достоинством.

— Со следующим пароходом.

— Хорошо,—сказал он.— Мы встретимся завтра утром в портовой таможне. Мне нужно вам кое-что передать.

На следующий день я пришла на свидание с марокканцем. Я ждала его с беспокойством. Прошло пол-часа, час... Я начала дышать легче. Англичане вмешались... Полтора часа... В 9 часов 30 минут я поняла, что марокканец не придет и что ему пришлось встретиться кое с чем, совершенно для него неожиданным.

Несколько дней спустя я узнала из французских газет, что были обнаружены суда, груженные боеприпасами и направлявшиеся в Марокко. Подводным лодкам удалось скрыться. Но восстание, которое некоторое время назад казалось неминуемым, было предотвращено.

Англичане сумели быстро принять меры.

В дальнейшем события в Марокко разыгрывались нормально, не оставляя никаких следов, по которым можно было бы догадаться о моем вмешательстве.

* * *