С риском для жизни.

— Зачем так петлять? — спросила я.

— На случай слежки... Французам, думаю, очень хочется знать, что вы с собой везете.

Я подавила улыбку.

Мы пробыли день в Хересе и приехали в Кадис за сутки до прихода «Королевы Виктории». Остановились в «Гранд Отеле». Вечером барон попросил меня подождать его в комнате и ушел. Он сказал, что объяснит мне мою миссию, и скоро вернулся с небольшим чемоданом. Вынул из него коробку с почтовой бумагой такого же формата, как и та, которую я возила с собой в Марокко, а также два термоса, письма для частных лиц в Аргентину, доставленные из Германии на подводных лодках, и небольшой мешочек с пшеницей.

— Вот что вам придется везти,— сказал он.

— Но где же «гарнизон»,— спросила я,— этот чрезвычайно важный «гарнизон», о котором вы мне говорили?

— Вот он,— сказал он, поднимая термосы.— Они наполнены долгоносиками. Что касается коробки с почтовой бумагой, то будьте очень внимательны. Последние листы только кажутся чистыми; на самом деле они покрыты текстом, написанным колларголом. Вы можете пользоваться первыми листами; я даже советую вам это сделать из предосторожности. Если вы случайно будете задержаны в море каким-нибудь кораблем союзников, то спрячьте коробку у себя.

Любопытствуя, как и все женщины, и ничему якобы не придавая значения, я попросила:

— Покажите мне этих «зверушек», которых вы называете долгоносиками. У нас долгоносиками называют жаворонков.

Он открыл термос и вытряхнул несколько долгоносиков на ладонь, взял лупу и, гордясь своими познаниями, прочел мне маленькую лекцию.

— Родина этих долгоносиков — Восточная Индия. Они мельче, чем европейские. Посмотрите внимательно и вы увидите у них на спинах по четыре маленьких красных пятнышка, почти не заметных для глаза. По этим пятнышкам и определяют их происхождение. Эти насекомые уничтожают пшеницу, маис, рис и ячмень. Самое замечательное, что они, размножаясь, кладут от 200 до 300 яичек в час.

Я воскликнула:

— Но тогда пароход будет заполнен ими через неделю.

— Нет,— ответил, улыбаясь, барон.— Кладка яичек начнется только осенью, в тот момент, когда мы поведем большое наступление на союзников.

Легко себе представить, какие чувства овладели мной, когда я услышала о таких способах ведения войны. Я делала вид, что нахожу все это гениальным. Я старалась восхищаться, а на самом деле была поражена тем, что наши противники не упускали ни одного случая нанести нам ущерб.

— Что мне делать со всем этим добром в Бу-энос-Айресе? Я не понимаю, каким образом эти «зверушки» могут способствовать германской победе...

— Вы передадите все это военно-морскому атташе господину Мюллеру. Он возьмет на себя распределение этих «зверушек» по снабженческим складам союзников. Уничтожая запасы хлеба, мы помогаем подводной войне и обрекаем противника на голод.

Небрежно, словно все это было мне совершенно безразлично, я положила мешочек с пшеницей, долгоносиков и почтовую бумагу в свой чемодан. Мы поехали в порт, и барон проводил меня на пароход.

Прежде чем со мною распрощаться, он дал мне последние инструкции:

— Вы остановитесь в отеле «Рояль» на улице Рояль. Там спросят ваше имя. Отвечайте: С-32. Военно-морской атташе господин Мюллер сам придет к вам. Не забудьте положить в термосы немного пшеницы на время пути.

Послал ли мне капитан Ляду помощника, в котором я так нуждаюсь? Пока я никого не встретила на пароходе. Правда, у меня не было случая показаться пассажирам. Я заболела морской болезнью с момента отъезда и в течение двух дней оставалась в своей каюте без еды, не чувствуя желания с кем-либо встречаться.

Наконец после сорока восьми часов пребывания на пароходе я решила прогуляться по палубе.

Я никогда не могла понять, почему во время войны люди так много путешествовали. «Королева Виктория» была переполнена, и в классе «люкс» было очень много пассажиров — большинство англичан и несколько французов.

Наслаждаясь свежим воздухом, я заметила, что один пассажир явно хочет подойти ко мне.

Это был высокий худой человек с блестящими голубыми глазами, впалыми щеками и розовыми пятнами на скулах, с виду француз. Помощник ли это, которого я так ждала?

На палубе было много пассажиров, и он, вероятно, потерял надежду со мной заговорить. Порыв ветра сорвал с него фуражку, он поднял ее и обратился ко мне по-испански...

— Ветер привлекает легче, чем жаворонок...

На этот раз капитан Ляду не забыл сообщить пароль.

— В это время,— отвечала я по-французски,— бар должен быть пуст. Это место, где люди не прячутся. Хотите, пойдем туда.

— С удовольствием,— сказал он.

Он с большой учтивостью представился:

— Лейтенант Мари.

Вскоре я узнала, что лейтенант Мари жил до войны в Аргентине, После призыва служил в артиллерии, был отравлен газами и уволен с военной службы. Он казался очень больным, о его состоянии можно было судить по нездоровому блеску глаз.

В баре сидела только одна парочка.

Мы выбрали столик в уголке. Я сообщила лейтенанту Мари о цели моей поездки, передала инструкции и спросила, какие приказания дал капитан Ляду.

Лейтенант Мари, бывший, по-видимому, новичком, сказал мне напрямик: