С. С. С. Р. (связано, спаено, схвачено, расплачено)

Редакция продолжит свое независимое журналистское расследование. Естественно, если определенные, заинтересованные лишь в собственной выгоде политические силы не станут, как это уже не раз бывало, препятствовать честным журналистам в исполнении их святой обязанности доносить людям правду».

Провинциальные страсти жгут!

Что бы там ни говорили, а для тихого, сонного, пыльного, скучного и где-то даже тупого Матюганска тройное убийство с последующим самоубийством – это не просто событие. Пусть даже трагическое. Такого кровопролития город не знал, пожалуй, еще со времен гражданской войны, когда его по очереди захватывали то белые казаки атамана Шкуро, то опять же казаки, но уже красные – командарма Сорокина. Но это когда было! А тут – можно сказать, на глазах чуть ли не у половины города. Кошмар и ужас!

По случаю такой невиданности провожать всех троих безвинно убиенных в последний путь собрался чуть ли не весь город. Собственно, погребение и братьев Христофоровых, и кассирши «валютки» решили совершить в один день и час на одном кладбищенском участке да еще и в соседних могилах.

С одной стороны это позволило всем желающим и наглядеться, и нарыдаться вволю, а с другой вызвало среди некоторых отдельных циников предположение, что все это делалось (похороны, конечно, а не убийства) специально под сенатора Тошмана, который лично прибыл из Москвы, отдал последние почести и даже сподобился участливо поддерживать одновременно обеих матерей под локотки.

Но все это, естественно, были наговоры из-за тривиальной людской зависти. Тем более, что Тошман сочувствовал не только на словах. Лично возложил на крышки гробов братьев Христофоровых ордена «За мужество» и вручил матери кассирши официальное приглашение явиться в собес для оформления персональной пенсии по потере кормилицы.

Правда, потом Федорин с Калинычем у себя в редакции костерили народного избранника последними словами: расшифровка диктофонной записи надгробной речи сенатора показала, что тот нес откровенную галиматью, в которой не сходились концы с концами не только смысла, но и правил российской грамматики. Хотя, надо воздать ему, Тошману, должное – речь его была настолько эмоциональной, что в «прямом эфире» воспринималась очень даже волнительно. Во всяком случае, те, кто остался дома и смотрел прямую телетрансляцию скорбного действа, обрыдались всласть и вдоволь – совсем, как в старые времена на индийском кино про Гиту и Зиту.

Естественно, прощание с несчастным самоубийцей прошло тихо, без речей, оркестров, любопытствующей публики и приглашенных журналистов. Никто кроме особо посвященных даже не знал, где именно и когда бедолага отправился в свою последнюю дорогу.

В результате этот, как принято говорить в милиции, эпизод подвигнул на неординарное решение самого прокурора города. Нет, он не возглавлял лично следствие – хотя бы потому, что дело сразу взяла на контроль губернская прокуратура. Он даже не ездил на место преступления и не протирал новенькие форменные брюки, ползая на коленях по залу ожидания в поисках куда-то закатившейся шестой гильзы. Все это было бы мелко, не соответствовало масштабу занимаемой должности. Поэтому главный матюганский правоохранитель, по сути, впервые созвал пресс-конференцию.

Народу набежало больше, чем на шефский концерт Киркорова. Попыталась пробраться в зал даже сбежавшая из инфарктного отделения Тонька, но ее быстренько отшили на входе, как не числящуюся в списке аккредитованных журналистов.

Прокурор старательно зачитал по бумажке отчет о проделанной за год работе, из которого следовало, что и ему самому, и его подчиненным, в принципе, все это время делать было не фиг, ибо, благодаря неусыпной заботе тех, кому положено заботиться, а главное – тех, кого народ облек на выборах своим доверием, славный город Матюганск и его окрестности представляют собой удивительный оазис общественной тишины и гражданского спокойствия. Особенно на фоне статистики в соседних, конкретно не названных регионах.

Закончив чтение, прокурор с облегчением вздохнул и поинтересовался, будут ли вопросы. Первым, как всегда, выскочил московский собкор:

- В каком состоянии находится следствие по делу об убийствах на вокзале?

Прокурор удивленно поднял бровь, зачем-то покосился на свой левый погон и только после этого взглянул на интересующегося:

- Какое такое дело и какое такое следствие вы имеете в виду?

Москвич опешил. Потом уточнил:

- Относительно тройного убийства с последующим самоубийством стрелявшего. Или может это не он стрелял?