Я погрозил кулаком «набожному» вору, и он поспешно исчез в темноте.
— Вот это ловко! — восхитилась женщина. — Как это только ему удалось?
Я рассмеялся.
— Для него это детские штучки. Венцом его воровской ловкости был трюк, когда он на улице стянул у одной женщины пояс для чулок. Она заметила пропажу только тогда, когда с нее начали спадать чулки. Этот пояс и сейчас еще висит у него над кроватью.
— Боже!
— Торчи — величайший художник своего дела, но он здесь не один. Собор буквально кишит карманниками, которые неплохо зарабатывают на туристах. К счастью, я знаю большинство из них, и они не трогают моих клиентов. Вероятно, Торчи соблазнился бриллиантовой брошью.
— Мне не следовало прикалывать ее. — Она нерешительно посмотрела на едва освещенную лестницу, ведущую вниз.
— Можно взять вас под руку? Ступеньки здесь слишком крутые.
— Я как раз хотела просить вас о такой услуге.
Она слегка оперлась на мою руку, и мы начали спускаться вниз. На полпути моя экскурсантка споткнулась и чуть не упала, но я успел ее поддержать и притянул к себе, чтобы она не упала.
— И все это высокие каблуки, — сказала она.
Я ощутил ее грудь у своего плеча и взглянул на женщину. Ее глаза светились в полутьме, как у кошки. Наклонившись, я поцеловал свою спутницу в губы. Она слегка прижалась ко мне. Так мы стояли некоторое время, а потом она отстранилась.
— Этого нам не следовало делать, — сказала она, подняв на меня глаза.
— Да, — согласился я и прижал ее к себе еще крепче. Затем поцеловал ее еще раз, и она ответила на мой поцелуй.
— Не надо, прошу вас…
Вздохнув, я отпустил ее.
— Прошу прощения, — сказал я. — Мне, действительно, очень жаль. Не знаю, что это на меня нашло.
— Не говорите, что вам жаль. Мне это понравилось. Но не лучше ли нам выбраться из этого мрачного места?
После тишины и покоя собора нас ослепил яркий солнечный свет на площади, оглушили и поразили оживленное движение и множество сновавших взад и вперед людей. Минуту мы постояли на ступеньках собора, щурясь на яркое солнце. Толпа обтекала нас, и мы чувствовали себя наедине друг с другом.
— Я сунула вам 1000 лир в карман, — сказала женщина. Еще немного практики — и я смогу быть такой же ловкой, как синьор Торчи.
— Но я их не заработал, — возразил я. — Так что не могу принять эти деньги.
— Замолчите, пожалуйста, я терпеть не могу разговоров о деньгах.
— Тогда позвольте мне, по крайней мере, проводить вас на крышу. Там вы сможете осмотреть статую вблизи.
— С меня хватит собора. Пойдемте куда-нибудь поесть. Мне хочется с вами поговорить.
С этими словами женщина открыла сумочку и вытащила черные очки. Она надела их, и ее глаза полностью исчезли за стеклами. Я с удивлением отметил, что при этом ее лицо потеряло всю свою выразительность. Глаза — это было единственное, что жило на нем.
— Что вы сказали? — озадаченно спросил я.
— Вы всегда так тупы? Разве вам не хочется поболтать со мной? Куда мы поедем?
Я не знал, что и подумать. Мне и в голову не приходило, что она говорит это серьезно.
— Можно пойти в «Сантернаро» или, если попроще, — в «Савикин».
— Меня больше бы устроила какая-нибудь траттория.
— Вы, правда, хотите в кабачок?
— Да. Лучше всего, конечно, туда, где вы обычно обедаете.
Я отвел ее к Пьерро, в кабачок, что неподалеку от собора. Пьерро вышел из-за стойки, чтобы обслужить нас. Это был небольшой человечек с брюшком и узким лицом, скрытым за густой черной бородой. Подойдя к столику, он оглядел мою спутницу, и в его глазах загорелись одновременно удивление и восхищение.
— Синьора, синьор, — сказал он. — Какая радость видеть вас у себя! Что вам принести?
— Прошу вас, заказывайте, — сказала она. — Что здесь лучшее?
— Здесь отличное «ризотто». Это фирменное блюдо траттории, и никто не готовит его лучше Пьерро.
— Итак, «ризотто», — сказала она с улыбкой Пьерро.
— Потом «ассобукко».
Она кивнула.
— И к этому бутылку «Барелло».
Когда Пьерро скрылся в кухне, дама достала из сумочки портсигар и предложила мне закурить. Я взял сигарету, первую за два дня, и зажег для дамы спичку.
— Наверное, вы думаете обо мне бог знает что и не совсем лестное, — сказала женщина, прямо взглянув мне в глаза.
— Нет, но я не могу поверить своему счастью.
Она рассмеялась:
— Я, наверное, кажусь вам слишком экстравагантной?
— Никоим образом, но вы, вероятно, слишком импульсивны и теперь жалеете о том, что поддались первому порыву.
— Так оно и есть. Я не знаю, что лучше, уйти или остаться.
— Останьтесь, — сказал я. — Лучше всего следовать первым побуждениям.
— Вы так думаете?
— Да.
— Прекрасно. Тогда я остаюсь. Но скажите, как вас зовут?
— Дэвид Чизхольм. А вас?
— Лаура Фанчини.
— Я считал вас американкой, но Фанчини — известная итальянская фамилия.
— Я и есть американка, но мой муж — итальянец.
Я бросил на нее быстрый взгляд.
— Итальянец или был итальянцем?
— Разве это так важно? Да.
— Все еще итальянец?
— Да.
Появился Пьерро с двумя бокалами «Кьянти» и сифоном.
— «Ризотто» будет готово через пять минут, синьора, а пока позвольте предложить вам аперитив.
Я незаметно толкнул его в бок.
— Убирайся, Пьерро, ты нам мешаешь.
Он с улыбкой вернулся за стойку.