С сердцем не в ладу

— Нет, — сказал он. — Нет. Не забывайте, что это я вас сюда привез. Следовательно, он убежден, что я принял все меры предосторожности, что я навел о вас все нужные справки. На меня можно положиться. Этого достаточно… Следите за своими ногами.

— Что такое?

— Не сидите, положив ногу на ногу… Помните, я уже говорил вам об этом.

— Ах вот что! Вы мне надоели со своими указаниями.

Раздраженный, я ушел в гостиную и снял пиджак.

Я решил сперва разработать пальцы, сыграв, все убыстряя темп, несколько гамм. Потом принялся за хроматические этюды. Моя игра оставляла желать лучшего. Я долго занимался, позволяя себе лишь изредка делать небольшие перерывы, чтобы выкурить сигарету. И все-таки, если говорить честно, я справлялся неплохо. Конечно, я не стал еще прежним профессионалом, но я не утратил техники. Если упорно трудиться, кто знает?.. Незадолго до обеда я перестал играть И вышел прогуляться в парк. Он был окружен очень высокой стеной. Невозможно было рассмотреть соседние виллы. Как скучала, вероятно, Жильберта изо дня в день в этой роскошной тюрьме! Я не мог представить себе, чтобы она шила или вышивала. Может быть, она читала? Но невозможно же читать с утра до вечера! Я спрошу у нее. А пока что я пытался ответить на другой, более трудный вопрос: какое, собственно, чувство внушала она мне? Она живо возбуждала мое любопытство. Согласен. Я находил ее привлекательной, пусть так. Но смог бы я, к примеру, ее полюбить? По правде говоря, нет. Она была слишком загадочной, слишком «светской дамой». Я же предпочитал женщин простых, чувственных и легкомысленных. Но зато я понимал, что вполне способен разыграть перед ней комедию любви, чтобы заставить ее открыть мне все, что она от меня скрывает. Это будет даже интересно. Франк разозлится. Тем лучше. Я слишком ему нужен, чтобы он посмел довести меня до крайности. Размышляя таким образом, я шел по аллее, которая вела к вилле. Одна только Жильберта могла рассказать мне, каким был де Баер. От нее я узнаю, хотел ли Франк обмануть меня или нет. Я не позволю, чтобы меня без моего ведома заставляли играть недостойную роль. Я услышал звон колокола и ускорил шаг. Жильберта как раз направлялась в столовую, когда я вошел в вестибюль. Она остановилась.

— Хорошо отдохнули? — спросила она.

— Да, благодарю. Но мне сказали, что вы не совсем здоровы?

— Не волнуйтесь. Впрочем, я полагаю, вас это не очень обеспокоило.

— А если бы я сказал, что обеспокоило?

— Я бы вам не поверила.

Она вошла в столовую. Возле ее прибора лежало письмо. Она взяла его, протянула мне, потом передумала.

— Это из клиники, — сказала она. — Вашему дяде, вероятно, стало хуже.

Она распечатала конверт и быстро прочитала:

«Мадам!

Состояние здоровья мсье де Баера ухудшилось. Он не может принимать пищу, и силы его быстро таят. Однако он все еще находится в полном сознании и был бы счастлив увидеть господина Поля де Баера. Я снова повторила ему, что господин Поль де Баер находится в отъезде, что очень огорчило нашего больного. Если у Вас есть возможность предупредить г. Поля де Баера, я полагаю, мадам, не следует терять времени, хотя наш больной и отличается редкой выносливостью…»

Я опустился на стул, буквально сраженный обрушившимся на меня ударом. Жильберта протянула мне письмо. Я сделал вид, что читаю его. Буквы плясали у меня перед глазами. Где же был Франк? Почему он не предостерег меня?

— Я уже получила несколько писем от матери-настоятельницы, — сказала Жильберта. — Сделала, что смогла… На вашем месте я бы не торопилась с ответом. Вы сейчас не в состоянии совершить подобное путешествие.

Франк принес закуску, что избавило меня от комментариев. Я подвинул письмо Жильберте и ограничился замечанием:

— Ему лучше не знать, что я стал другим.

Минуты, последовавшие за этим разговором, оставили самые отвратительные воспоминания. Если дядюшка умрет в ближайшее время, я буду вынужден поехать в Кольмар… Все пойдет прахом!..

В конце концов я самым постыдным образом спросил у Жильберты:

— Какие у нас с ним были отношения?

— Не плохие, не хорошие, — ответила она.

— А как бы я поступил, не заболей я потерей памяти?.. Главное, не щадите меня, я хочу знать правду.

Она подняла на меня свои светлые глаза, подождала, пока Франк отойдет к сервировочному столику, и прошептала слегка дрожащим голосом:

— Вы бы не двинулись с места. Чужие страдания вас не трогали.

— Я был жестокосердым?

— Нет, вы были бессердечным.