Я был рядом, когда Джиннея сделала свой первый вдох. Я был рядом в ее первый день в детском саду. Я был рядом, когда ушла ее мама. Я был рядом с первого по восьмой класс, и теперь часть меня чувствовала, что я подвел ее. Разумеется, в глубине души я знал, что все происходит именно так, как должно. Я знал, что Бог все контролирует и что он поможет Джиннее, мне, всем.
– Пока, Джиннея. Я люблю тебя, – вымолвил я сквозь слезы.
– Пока, папа, – сказала Джиннея самым печальным, самым надломленным голосом, который я когда-либо от нее слышал. – Я тоже тебя люблю.
Следующие три часа, проведенные в одиночестве на обратном пути до Чикаго, были самыми долгими в моей жизни. Кажется, я вообще не переставал плакать.
И с этими словами Тиффани повела меня обратно наверх, тем временем другие ученицы садились рядом с Джиннеей.
– С ней все будет в порядке, Брайан. Я обещаю, – сказала Тиффани, пытаясь успокоить меня. – То, что ты только что сделал, было очень трудно.
Мне хотелось ей верить. Мне хотелось верить, что все будет хорошо. Что с Джиннеей все будет в порядке. Что это не ошибка. В моей голове проносились миллионы эмоций, мыслей и вопросов, но сквозь слезы я не смог сказать ничего, кроме:
– Мне пора.
– С тобой все будет в порядке? – спросила Тиффани, когда я открыл дверь машины, чтобы уехать.
– Да.
Вот и все.
Дело сделано.
С этим покончено. Как и со мной.
Следующие три часа, проведенные в одиночестве на обратном пути до Чикаго, были самыми долгими в моей жизни. Кажется, я вообще не переставал плакать. Дорога из Лафайета до Чикаго почти полностью ровная и прямая. На улице холод, а небо окрасилось в мрачно-серый, словно сталь. Именно так я себя и чувствовал. «Боже, я доверяю тебе» – это были единственные слова, которые я смог произнести за эти часы, пока дорога простиралась передо мной.
К тому времени, как я сел в самолет до Нэшвилла, я был полностью истощен – физически, эмоционально и духовно. Все мое существо больше не могло справиться с этим. Как только я уселся на свое место, я отключился. Вернувшись домой, я вставил ключ в замок и медленно открыл входную дверь.
В доме было темно, холодно и тихо. Как у меня на душе.
Глава 10
Все возвращается на круги своя
Я отказываюсь сдаваться.
Когда жизнь сбивает меня с ног, я возвращаюсь с триумфом. Плакать – это нормально. Чувствовать боль от ран, которые приносит жизнь, – тоже. Как и принимать боль вашего худшего страдания близко к сердцу, пока у нее не вырастут крылья и она не превратится в благословение Господа. То, которое может принести только Он. Никогда в жизни я не позволю весу любого удушающего давления перекрывать жизненный поток, идущий изнутри.
Тот же самый дух, который воскресил Иисуса из мертвых, живет во мне и в Джиннее, мы сильные, мы можем пройти через множество трудностей.
Я был силен, но мне все еще было больно, поэтому я решил выразить свою боль в словах, я хотел, чтобы Бог их услышал. Бог живет вечно, потому что Он и есть любовь, а любовь никогда не умрет. Нам всем нужно осознавать это.
Бог.
Есть.
Любовь.
Он не просто любит нас. Любовь – это то, что есть Бог. Когда мы произносим молитвы, происходящие из любви, это трогает его сердце, и любовь изливается из него. Прямо на наших глазах происходят радикальные изменения. Я видел, как это происходило бесчисленное количество раз раньше, и я знал, что если я продолжу изливать свою душу Иисусу, то чудеса будут происходить вновь и вновь.
И все же я скучал по своей дочери.
По правилам, в течение первых нескольких недель после того, как я бросил ее в Awakening Youth, общение с Джиннеей было ограничено. По словам Тиффани, самый здоровый способ перехода девочек в новую среду – это ограничить количество общения с родителями до тех пор, пока они не приспособятся к своему новому расписанию, правилам и окружению. Это убивало меня, потому что я не мог говорить с ней каждый день, но я не мог оспаривать успехи Тиффани, и я определенно не хотел делать ничего, чтобы помешать прогрессу Джиннеи и ее исцелению.
Хоть я и не мог говорить с ней по телефону в течение тридцати дней, Тиффани продолжала писать мне об успехах. За что я очень благодарен. Мне также разрешалось писать ей, что я и делал довольно часто. Я даже написал ей стихотворение.