С тобой моя тревога

— Да! — согласился Дорофеев — Я это вспомнил не только для вас, но и для себя, чтобы больше поверить в то, что не зря согласился принять вас на работу, Я ведь знаю, на что иду сам и на что идет коллектив. Ведь наша задача — минеральные удобрения делать. Что мы это умеем, доказательства — знамена, под которыми сидите. Они нам навечно отданы на хранение. Вот это — от правительства республики, а это — тоже, а это — от министерства и профсоюза, это — от города… Вас перевоспитать — задача попутная. Если мы с ней не справимся — вашей вины в том будет больше. Я вас принимаю на работу не потому, что без вас завод остановится…

— Это уж точно! — согласился Одинцов.

— Точно!.. Не потому, а потому что хочу помочь вам. Если вам не понравится наш коллектив или работа не по душе будет — часа не задержу. Этот вопрос для меня принципиальный. Вы не под стражей. Мы делаем удобрения. Хотите делать их вместе с нами — пожалуйста! Научим. Работайте! Нет, — он кивнул на дверь, — скатертью дорога. А теперь кем вы бы хотели работать? Вот вы, например, товарищ, Лихова ваша фамилия?

Директор раскрыл «скоросшиватель» с ее делом, просмотрел анкету:

— Трудовая биография у вас только начинается. Это — серьезно, может, на всю жизнь.

— А я откуда знаю? Начальником!.. Кто куда пошлет, — и рассмеялась с вызовом: вот, мол, я какая отчаянная. — В столовку меня. Посуду мыть. Прохарчусь!.

— Можно и в столовую, — согласился директор. — Как, Стародумов?

— Пройдет медкомиссию. Рабочих на кухне вечно не хватает.

— Решено! А вы, Дурнов? Что вы можете? — Дорофеев взял его анкету. В графе «профессия» значилось «бухгалтер». Образование: шесть классов и курсы счетных работников. Страница для перечисления мест работы была решительно перечеркнута буквой зет.

— Уроженец Ульяновской области, Сергей Евдокимович Дурнов кончал курсы в Сибири в тридцать первом.

— Из раскулаченных? — поинтересовался директор и встретился впервые со взглядом Дурнова — колючим, через прищур синеватых с красными прожилками век.

— Вроде… Головокружение от успеха. Читали?

— И что же, никогда не служили? Почему?

Дурнов усмехнулся:

— Личные потребности всегда опережали рост заработной платы. Диалектика, одним словом, едри ее в корень!

Стародумов пожал плечами: «Что, мол, с него взять?..»

— Кем хотите работать… философ?

— В контору бы! Потеплее чтоб. Здоровьем я слаб. Нога мозжит на холоду.

— Нога мозжит?.. Что с ней?

— А ничего! С воза в детстве упал.

— Экспедитором! В цех готовой продукции, — распорядился директор и написал что-то на заявлении. — А вы, Одинцов?

— Лес валить могу… На распиловке работал малость.

— Здесь не пригодится… Еще что?

— Сколько слесаря получают?

— Сдельно, — ответил Стародумов.

— А газосварщики?

— Тоже.

— Как потопаешь, так полопаешь, — ввернул Дурнов.

— В ремонтный цех. Пойдете? Работа сдельная. По тарифу. Пройдете квалификационную комиссию. Договорились?

— Лады.

Дорофеев с облегчением написал на заявлении резолюцию.

— Оформляйтесь! Со всеми вопросами — в отдел кадров, а на рабочем месте — к бригадирам и начальникам цехов. В общежитии места выделены. Все! До свидания…

— Теперь ко мне, закончим оформление. — Стародумов направился к выходу.

Уже на лестнице Одинцов заметил:

— Подкрепиться бы. Со вчерашнего дня не емши… — Он хлопнул себя по карманам: — Вот черт, забыл второпях!.. Я мигом!

Он вбежал по ступенькам наверх и догнал остальных на улице.

— Водяру, говорю, забыл, — ухмыльнувшись, погладил карман, в котором угадывалась посудина. — Спрыснем это дело!

…В заводской столовой, расположенной напротив конторы, они уселись в уголке.

— Обслужи, Цыганок! — распорядился Дурнов. — Я не ходок с тарелками…

Иван быстро сориентировался в порядках столовой и через пару минут поставил на стол поднос. На подносе тарелки с флотским борщом, свиные отбивные.

— Ешьте досыта. Сейчас еще винегрет и кефир принесу.

— Сколько все это стоит? — широко раскрыла глаза Лихова. — Деньги далеко запрятаны.

— Давай я достану, — рассмеялся Дурнов.

— Потеряйся, дед, — беззлобно отшутилась она.

Одинцов направился к окну выдачи.

— Стаканчики прихвати, — крикнул ему вслед Дурнов.

— Разлей-ка, Цыган, — продолжал командовать старший, когда Одинцов уселся за стол. — Челюсти сводит, как хочется! — Он густо намазал горчицу на ломоть хлеба, круто посыпал крупной, как стеклянная крошка, влажной солью. — Вечность не ел черного. А ведь копейки стоит…

Одинцов разлил водку по стаканам — всем поровну.

— Ну, будем здоровы!..

— Так как? Остаемся здесь? — Одинцов запил водку кефиром. — Прокантуемся до весны, а? А ты как решила? Звать-то как?

— Ольга… Посмотрю, может, останусь. Мои еще баланду травят. Одна я вышла…

— Держись за нас, — посоветовал Дурнов, с аппетитом хлебая жирные щи. — Нам вместе быть — лучше.

— Чтобы быстрее новый срок схлопотать, — заметил Одинцов…

Они сосредоточенно жевали. Покрытые серебристыми волосами острые уши Дурнова шевелились в такт челюстям. Он поглядывал заинтересованно на Лихову.

— Чего пялишься? — беззлобно заметила она, принимаясь за второе.

— Баб давно не видел. — Он подмигнул. — А ты ничего, ягодка-малинка… Оскоромиться бы с тобой…