Лихорадка продолжалась около недели. К следующим выходным мне показалось, что это я ее вызываю — силой воли. Казалось, мой организм может сделать всё, чтобы я больше не поднялась с постели. Но, к сожалению, и он не мог сопротивляться долго. Очень скоро я начала оживать.
Одним солнечным летним утром я вдруг проснулась от осознания одного странного факта: все это время за стеной никто не играл на фортепиано. Удивительно, я настолько привыкла к этим звукам, что теперь мне их не хватало. Что и говорить, Ярика мне тоже не хватало. Я злилась на него, обижалась и очень скучала. Безумно хотела, чтобы он пришел — я бы простила. Ждала, что позвонит. Но от него давно не было никаких вестей.
Ничего странного. Ведь я оттолкнула его. Он хотел поговорить. Хотел всё объяснить. Возможно, мы могли бы остаться друзьями, но за острой болью я не слышала его слов. И теперь… теперь… Черт. Теперь я люто ненавидела его. И все еще считала самым красивым на свете.
А потом я начала заедать свою беду сладостями. Сладкое всегда избавляло меня от подавленного состояния. Я лежала в постели, читала и ела.
Нет, не так.
Ела, ела, ела, ела, ела…
Затаскивала в кровать по две-три книги, расставляла на прикроватной тумбочке всевозможные съестные припасы, включавшие пирожные и булочки, и беспрерывно читала, заедая буквы калориями.
Вставала только, чтобы сходить в туалет или проверить, что еще осталось в буфете — печенюшки там какие или крендельки. И бабушка снова мне во всем потакала: она была доведена моей недельной голодовкой до такого отчаяния, что просто по-человечески радовалась тому, что я снова ем.
Постельно-жральная забастовка длилась еще пару недель. Я заедала стресс, а чтение книг отвлекало меня от необходимости думать о своей горькой доле. К зеркалу я тоже не подходила. Зачем? Собственное отражение меня пугало. Я всегда хотела видеть в нем кого-то другого. Отвергала себя всеми возможными способами. Точно так же, как и люди вокруг, которые, глядя на меня, видели только жир. Стремную, закомплексованную гору жира.
Так я поняла, что прежней оставаться нельзя.
Нужно что-то менять. В питании, в мировоззрении, в отношении к своему телу. Трансформировать его либо принять таким, какое оно есть. Сделать себе такую фигуру, чтобы осенью одноклассники ахнули от удивления, или вооружиться самоиронией, чтобы никто, кроме меня самой, больше над моим весом шутить не смел.
Так я, наконец-то, решилась выйти из дома.
Расчесалась, надела чистую футболку, штаны и пошла записываться в тренажерный зал. Девушка-администратор посмотрела на меня понимающе. Предложила бесплатное занятие фитнесом для худеющих и с инструктором на тренажерах для начинающих.
Войдя впервые в зал, я с облегчением вздохнула: группа худеющих состояла из двух десятков таких же полных людей, как я. Разного возраста женщины и девочки пугливо озирались по сторонам. Среди них было всего двое стройных людей: сухонькая пенсионерка и сама тренер в обтягивающем зеленом трико и с широченной улыбкой.
— Выполним несколько легких упражнений! — Скомандовала она.
И все присутствующие принялись выполнять за ней «несложные» движения, от которых уже через пять минут с меня градом катился пот. Еще через столько же волосы прилипли к раскрасневшемуся лицу, а спину и ноги стало нестерпимо ломить. Я задыхалась, голова кружилась, глаза лезли из орбит, но приходилось терпеть.
Никто не отлынивал. Судя по лицам присутствующих, половина из них находились на грани обморока, а другая половина, мечтая о побеге, тайком поглядывала на дверь. Но нас так ласково подбадривали, что молить о пощаде было стыдно.
Когда я поняла, что больше нет сил, тренер радостно сообщила:
— Закончили разминку!
И вот тут ко мне пришло осознание: ад только начинался. Еще примерно час мы активно размахивали руками, ногами, делали выпады, приседали и шумно дышали. Перед моими глазами все это время стояли всевозможные пирожные, а за ними (уже фоном) таявшие в сизом тумане мечты о новой фигуре. И в каждом коротком перерыве мне хотелось уползти — лучше сдохнуть в буфете, чем среди двух десятков потных теток, мечтающих о теле, как у Барби.
— Встретимся завтра! — Улыбнулась тренер на прощание.
Но я тогда уже знала, что мы с ней не встретимся никогда.
Лежа дома на кровати, я отчаянно плакала в подушку. А ночью встала, сожрала полхолодильника, но облегчения не почувствовала. Мучимая чувством вины ворочалась всю ночь, а утром снова поплелась в зал — может, на тренажерах будет легче?
Но ни черта подобного.
Коротко рассказав о плане питания и перспективах похудения, мой инструктор приступил к методичному избавлению меня — нет, не от жира, а от существования. Ведь все имевшиеся в зале тренажеры были изощренными орудиями пыток, придуманными кем-то для издевательств над другими подопытными худеющими.